Евгения впускает меня в дом, но дверь открывает не она, а незнакомая темноволосая женщина, которая оценивает меня взглядом старого ювелира, который и без лупы отличит бриллиант от стекляшки. Видимо, я похож на бриллиант, потому что хмурое выражение лица сменяется приветливой улыбкой.
— Таисия, а кто вы — я в курсе. — Она протягивает ладонь, и мы скрепляем наше знакомство рукопожатием. Очень даже не женским с ее стороны. — Я — старшая сестра Жени. Она почти готова. Вы рано, Лука.
Почти готова? Кажется, нам придется покататься по городу, чтобы не приезжать на мероприятия неприлично рано.
— Был уверен, ваша сестра будет наряжаться…
Пока я тяну паузу, пытаясь выбрать подходящее слово, Таисия подсказывает:
— Как нормальная женщина?
Почему у меня чувство, будто я не заехал за партнером на сугубо деловой променад, а пришел на смотрины. Даже тянет спросит, не показать ли мне зубы, как жеребцу на ярмарке. Но не успеваю, потому что из-за спины Таисии появляется Евгения.
Я — мужчина, как бы там ни было. И вполне логично, что во мне ничего трепетно не ёкает от вида раздувшейся, как шар, беременной женщины. Наверное, если бы это была моя женщина и мой ребенок внутри нее, врубились бы нужные инстинкты и все было бы в порядке.
Я видел Евгению в костюмах и платьях, но такой, как сегодня, вижу впервые.
На ней что-то воздушное, с длинным кружевным рукавом и завышенной талией, цвета, который даже меня, ни хрена не поэта, тянет назвать «пепел розы». Волосы собраны в прическу не из нагромождения локонов, а что-то в унисон платью: легкое и воздушное.
Никаких украшений, не считая кольца, с которым она не расстается, и тонкой цепочки с кулоном. Анжела предвидела и это, поэтому я приехал не просто с «букетом вежливости», а с бархатным футляром, в котором лежит взятое напрокат старинное колье. Я молча достаю его и протягиваю Евгении, которая без кокетства берет продолговатую коробку с вензелем известного ювелирного дома, открывает и минуту рассматривает содержимое. Потом пожимает плечами в ответ на собственные не озвученные мысли, достает цепочку, прикладывает к шее и поворачивается спиной. Я без слов берусь за дело — помогаю застегнуть хитроумный невидимый замочек.
— Это действительно необходимо? — спрашивает она, когда мы выходим на крыльцо — и я помогаю ей сесть в машину. Даже беременная, она все равно делает это так же изящно и непринужденно, как раньше.
— На такие мероприятия, Евгения, принято ходить богато, иначе какие же мы меценаты? Нас неправильно поймут.
Она снова пожимает плечами, благодарит и поправляет на плечах пальто с меховой отделкой. На мгновение окунает нос в пышный воротник, и я все-таки замечаю темные круги под глазами, хоть моя «правая рука» ни разу не жаловалась на недосып и за полгода никогда не позволила себе проспать, хоть порой уходила с работы и в два, и в три часа ночи, чтобы уже в шесть снова быть в офисе. И это с учетом ее положения, в котором, как я слышал, женщины становятся крайне уязвимыми и плаксивыми.
— Плохи спите на новом месте? — чтобы не культивировать молчание, интересуюсь я. Как, оказывается, сложно поддерживать неформальный тон с человеком, с которым запросто мог говорить часами о работе.
— Нет, с чего вы взяли? — Евгения выдерживает вежливую улыбку, а потом подносит пальцы к щекам, жмурится — и снова смотрит на меня сухим взглядом без намека на жалость к себе. — Издержки беременности: низкий гемоглобин, который моя врач безуспешно пытается повысить. Я и раньше была бледной пандой.
Мы снова предаемся тишине: даже в машине моя спутница что-то вдумчиво, со стилусом в руке, вычитывает с экрана планшета, а я просто рассматриваю дождливый хмурый город, по которому водитель будет катать нас еще минут тридцать.
— Вот. — Евгения протягивает планшет, на котором открыта анкета какого-то мужчины средних лет. Судя по пробелам между строчек, моя спутница заполняла ее сама. — Я думаю, он будет хорошим кандидатом на мое место.
Я молча разглядываю сухое, как будто обветренное лицо с глубокими заломами морщин, пытаюсь угадать, кто скрывается за угрюмой внешностью. Прилежный исполнитель? Агрессивный стратег? Кто угодно, но вряд ли в нем есть хоть толика того сумасшедшего креатива, за который я больше всего ценю эту маленькую энергичную женщину.
— Мне не нравится его лицо. — Даже не вчитываясь в перечень заслуг, возвращаю планшет. — Вряд ли он гибкий и пластичный.
— И давно вы читаете по лицам, Лука? — Она, как настоящий профи, чувствует грань, где еще может позволить себе каплю иронии.
— А вы присмотритесь в эти коровьи глаза. С таким взглядом самое место — маршировать на плацу.
— Я подберу еще несколько вариантов до конца недели и представлю их на рассмотрение.
Мне нравится ее тонкий нюх на любое изменение тона разговора: Евгения всегда очень четко улавливает момент, когда даже за небрежной фразой я спрятал категоричный отказ. Вот как сейчас. Поэтому не спорит и принимает мою позицию. Хотя, оно и к лучшему, раз она сама завела этот разговор, самое время обсудить, что мы будем делать после Дня Икс.
— Вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями, Евгения. Я ни разу не пожалел, что доверил вам эту должность. Честно говоря, не представляю на этом месте кого-то хоть немного не дотягивающего до ваших талантов. Поэтому, если вы не возражаете, я бы хотел обсудить пути достижения компромисса.
Она заинтересованно щурится, но молчит, уступая мне слово.
— Я понимаю, что роды выбьют вас из обоймы… на какое-то время. И что ребенок многое изменит, потому что с его появлением вы больше не будете принадлежать сами себе. И мне, в той мере, в которой мне бы того хотелось.
Я замолкаю, потому что мы оба улыбаемся, совершенно одинаково трактуя неоднозначный смысл фразы.
— Уверяю, Лука, что принадлежу вам вся — целиком и полностью, — шутит она, снова пробуя носом опушку воротника.
— Ну, раз так, я бы хотел услышать условия, на которых вы, после рождения ребенка, как можно скорее готовы вернуться к выполнению своих обязанностей. И хоть это противоречит законам ведения переговоров, вполне осознанно заявляю: я готов искать компромисс в очень многих вещах. И даю вам время хорошенько подумать над вариантами и условиями.
Автомобиль останавливается, водитель выходит, передает мне зонт, под которым я прячу свою спутницу, пока мы поднимаемся на крыльцо солидного выставочного центра, оформленного с вычурным шиком. Евгения просит минутку, чтобы поправить туфли: они новые и, кажется, натирают.
— Я не буду долго вас мариновать, — успокаиваю ее, пока Женя осторожно наклоняется, чтобы разобраться с обувью. — Час вежливости, денежное вливание — и мы потеряем интерес для окружающих.