На протяжении трех последних десятилетий каждого столетия
появляются религиозные маньяки, которые с цифрами в руках начинают доказывать,
что близится очередной Армагеддон. Такие люди, разумеется, существуют всегда,
но к концу столетия их ряды начинают расти… и очень многие начинают принимать
их всерьез. Появляются монстры. Гун Аттила, Чингиз Хан, Джек Потрошитель, Лиззи
Борден. В наше время, если угодно, это были Чарльз Мэнсон, Ричард Спек, Тед
Банди. Коллеги с еще большим воображением, чем у меня, предположили, что в
конце каждого столетия Западному Человеку необходимо слабительное, так чтобы он
мог предстать перед следующим столетием очищенным и исполненным нового
оптимизма. В данном же случае нам поставили суперклизму, и если подумать, то
это выглядит совершенно разумно. В конце концов, мы приближаемся не только к концу
века, но и к концу тысячелетия.
Бэйтмен выдержал паузу.
— Похоже, я все-таки пустился в пляс на могиле мира. Еще
пива?
Стью взял еще одну банку и подумал о том, что сказал
Бэйтмен.
— Это еще не конец, — сказал он после паузы. — Во всяком
случае, мне так не кажется. Просто… переменка между уроками.
— Довольно точно. Хорошо сказано. Если вы не возражаете, я,
пожалуй, вернусь к своей картине.
— Валяйте.
— Вы видели других собак? — спросил Бэйтмен в тот момент,
когда на дороге возник радостно скачущий Коджак.
— Нет.
— И я не видел. Одного человека я все-таки увидел, но
Коджак, похоже, единственный представитель своего вида.
— Раз жив он, то должны быть и другие.
— Не очень-то научное утверждение, — добродушно сказал
Бэйтмен. — Покажите мне вторую собаку, предпочтительнее суку, и я поверю, что
где-то бегает еще и третья. Но выводить из факта существования одной собаки тот
факт, что существует вторая, едва ли справедливо.
— Я видел коров, — произнес Стью задумчиво.
— Коровы — да, и еще олени. Но лошади все подохли.
— Это правда, — согласился Стью. По пути он видел несколько
лошадиных трупов. — Но почему это так?
— Ни малейшего представления. Все мы дышим примерно одинаковым
способом. А это, похоже, прежде всего заболевание дыхательных путей. Но нет ли
здесь какого-нибудь другого фактора? Люди, собаки и лошади заболевают. Коровы и
олени — нет. Крысы, похоже, исчезли ненадолго, но сейчас появились снова. —
Бэйтмен яростно смешивал краски на палитре. — Повсюду кошки, прямо чума, и
насколько я могу видеть, жизнь насекомых ни в чем не изменилась. Конечно,
небольшие промахи человечества редко оказывают на них влияние, да и комар,
заболевший гриппом, — слишком уж нелепо звучит Ни в чем не просматривается
явной закономерности. Это какое-то безумие.
— Разумеется, — сказал Стью, открывая следующую банку.
Голова его приятно гудела.
— Мы наблюдаем интересные сдвиги в экологии, — сказал
Бэйтмен. Он совершал ужасную ошибку, пытаясь вписать Коджака в картину. —
Остатки человечества, возможно, и сумеют наладить процесс воспроизведения, но
найдет ли Коджак себе подругу? Станет ли он когда-нибудь гордым папашей?
— Бог мой, может быть, и нет.
Бэйтмен встал, положил палитру на стул и взял новую банку
пива.
— Может быть, вы и правы, — сказал он. — Наверное, где-то
остались другие люди, другие собаки, другие лошади. Может быть, среди этих
уцелевших особей есть и беременные. Возможно, в Соединенных Штатах найдутся
дюжины женщин, которые прямо сейчас занимаются любовью. Но некоторые животные
вполне могут окончательно исчезнуть. Если вычесть из равенства собак, олени —
похоже, не обладающие восприимчивостью к болезни — одичают. Разумеется, не
хватит людей для того, чтобы истреблять лишнее поголовье. На несколько лет
охотничий сезон будет отменен.
— Ну, лишнее поголовье просто будет голодать, — сказал Стью.
— Нет, не будет. Не все, далеко не все. Во всяком случае, не
здесь. Не знаю уж, что произойдет в Восточном Техасе, но в Новой Англии много
садов и огородов. В течение лет семи здесь не будет ни одного голодающего
оленя. Если через несколько лет вы окажетесь в этих местах, Стью, то для того
чтобы пробраться к дороге, вам придется отпихивать оленей локтями.
Стью поразмыслил и, наконец, спросил:
— А вы не преувеличиваете?
— Не думаю. Конечно, может быть, я забыл какой-то самый
существенный фактор, но, честно говоря, мне так не кажется. Так что давайте
возьмем мою гипотезу о влиянии полного или почти полного уничтожения собак на
популяцию оленей и распространим ее на взаимоотношения других видов. Огромное
число кошек. Что это значит? Ну, я уже говорил, что на какое-то время крысы
исчезли, но сейчас они вернулись. Но если число кошек будет неконтролируемо
возрастать, ситуация может снова измениться. Мир без кошек — звучит поначалу
неплохо, но кто знает.
— Как вы думаете, сможет ли человечество выжить?
— Существует две возможности, — сказал Бэйтмен, — способные
ему в этом воспрепятствовать. Во всяком случае, в настоящий момент я вижу
только две. Первая заключается в том, что у детей может не быть иммунитета.
— Вы хотите сказать, что они умрут, как только родятся на
свет?
— Да, а может быть, даже раньше. Менее вероятно, но все же
возможно, что супергрипп подействовал на оставшихся в живых стерилизующим
образом.
— Но это безумно, — сказал Стью.
— Как свинка, — сухо ответил Глен Бэйтмен.
— Но если женщины, ожидающие ребенка, обладают иммунитетом…
— Да, в некоторых случаях иммунитет, как, впрочем, и
заразное заболевание, может передаваться от матери к ребенку. Но не во всех. На
это нельзя рассчитывать. Будущее этих детей очень неопределенно. Конечно, их
матери обладают иммунитетом, но статистическая вероятность говорит в пользу
того, что их отцы заболели и умерли.
— Какова другая возможность?
— Мы можем сами завершить дело уничтожения человеческого
рода, — спокойно сказал Бэйтмен. — Я действительно думаю, что это очень
вероятный вариант. Не сейчас, разумеется, потому что мы слишком рассеяны по
поверхности земли. Но человек — это стадное, социальное животное, и в конце
концов мы соберемся вместе. Когда мы соберемся вместе, мы сможем рассказывать
друг другу истории о том, как мы пережили великую эпидемию 1990 года.
Большинство сформировавшихся обществ будут представлять собой примитивные
диктатуры, возглавляемые маленькими Цезарями. Несколько будут представлять
собой просвещенные, демократические общества, и я могу сказать точно, что будет
необходимым условием возникновения таких обществ в девяностых годах и в самом
начале двадцать первого века: это будут общества технически грамотных людей,
способных снова включить свет. Это вполне возможно, и без особых проблем. Это
ведь не ядерная война, в которой все уничтожается. Вся техника до сих пор стоит
на своих местах и ждет людей — нужных людей — которые знают, как зачистить
контакты и заменить несколько перегоревших предохранителей. Вопрос в том, какой
процент оставшихся в живых понимают, как устроена техника, которую остальные
могут только потреблять.