Ларри взял одну и закурил.
— Знаешь, сколько тебе стоит этот праздник?
— Конечно, — сказал Ларри.
— Дом ты снял не меньше, чем за штуку.
— Да, правда. — На самом деле это стоило ему тысячу двести
долларов за аренду плюс пятьсот долларов залога на случай порчи имущества. Он
внес залог и уплатил половину арендной платы. Всего — тысячу сто долларов и шестьсот
долларов долга.
— Сколько за наркотики?
— Ну, дружище, ты же понимаешь, что без этого нельзя. Это
как креветки к пиву. Большая часть уже израсходована, но…
— Была марихуана и был кокаин. Ну так сколько же?
— Пятьсот и пятьсот.
— А на следующий день уже ничего не осталось.
— Да, черт возьми! — сказал Ларри в удивлении. — И сколько
же я всего потратил?
— С травкой дела обстоят не так уж плохо. Она дешевая.
Двенадцать сотен. Восемь штук за кокаин.
На секунду Ларри подумал, что его стошнит. Он молча
вытаращился на Уэйна. Он попытался заговорить, но смог только выдавить из себя:
— ДЕВЯТЬ ШТУК И ДВЕ СОТНИ?
— Инфляция, дружище, — сказал Уэйн. — Перечислить тебе
остальное?
Ларри неохотно кивнул.
— Кто-то разбил цветной телевизор наверху. Я думаю, сотни
три за ремонт. Деревянные панели внизу превратили черт знает во что. Четыре
сотни. Если повезет. Позавчера разбили витраж. Три сотни. Ковер в гостиной
прожжен пеплом и залит пивом и виски. Четыре сотни. Я позвонил в винную лавку.
Шесть сотен.
— Шесть сотен за выпивку? — прошептал Ларри. Его охватил
ужас.
— Скажи еще спасибо, что все пили только пиво и вино.
Короче, общая сумма затрат на эту скромную вечеринку превышает двенадцать тысяч
долларов, — сказал Уэйн. — Ты купил себе машину… сколько ты за нее отдал?
— Две с половиной, — тупо сказал Ларри. Он готов был
расплакаться.
— Ну, что у тебя осталось до следующего чека? Тысячи две?
— Примерно, — сказал Ларри, не в силах признаться Уэйну, что
на самом деле у него осталось гораздо меньше: что-то около восьмисот долларов.
— Слушай меня внимательно, Ларри, потому что я не стану
повторять. Здесь все только и ждут очередного праздника. В этом мире только две
вещи постоянны: постоянный обман и постоянный праздник. Они слетаются, как
птички, высматривающие жуков на спине у гиппопотама. Стряхни их с себя, и пусть
идут своей дорогой. Ты скажешь им, чтобы они убирались. Ты сделаешь это. Потому
что в тебе есть стержень. В тебе есть что-то такое… Ты способен грызть жесть.
Чего бы тебе не стоил успех, ты достигаешь его. У тебя будет скромная
симпатичная карьера. Средненький поп, который через пять лет уже никто не
вспомнит. Любители би-бопа будут собирать твои записи. Ты будешь делать деньги.
Ларри сжал кулаки. Ему хотелось ударить в это спокойное
лицо. От слов Уэйна он чувствовал себя как кусок собачьего дерьма на обочине.
— Вернись и выдерни штепсель, — мягко сказал Уэйн. — А потом
садись в свою машину и уезжай. Просто уезжай. Просто уезжай, парень. И побудь в
сторонке, пока ты не будешь знать, что новый чек ждет тебя.
Ларри поднялся и, сделав над собой усилие, сказал спасибо.
Слово вышло у него изо рта, как кирпич.
— Ты просто поедешь куда-нибудь и соберешься с мыслями. Тебе
есть, о чем подумать: какой тебе нужен менеджер, какие гастроли, какой контракт
после того, как «Карманный Спаситель» станет хитом. А он станет. В нем есть
такой аккуратный, ненавязчивый ритм. Если дашь себе передышку, ты все это
сообразишь. Такие, как ты, соображают неплохо.
Такие, как ты…
Кто-то постучал пальцем по стеклу.
Ларри дернулся. Оказывается, он не просто дремал, он уснул.
Ему снилась Калифорния. Но вокруг него был серый нью-йоркский денек.
Он осторожно повернул голову и увидел свою мать. Мгновение
они просто смотрели друг на друга, и Ларри почувствовал себя голым, словно он
был животным, которого разглядывают в зоопарке. Он опустил стекло.
— Мама?
— Я так и знала, что это ты, — произнесла она странно
бесстрастным тоном. — Выходи-ка оттуда и покажись мне в полный рост.
Обе ноги его онемели. Тысячи иголок вонзились в его ступни,
когда он открыл дверь и вылез из машины. Он никогда не думал, что их встреча
пройдет именно так, что он окажется таким неподготовленным и уязвимым. Он
почувствовал себя как часовой, уснувший на посту и внезапно приведенный в
чувство.
Ему стало не по себе. Когда ему было десять лет, она будила
его субботними утрами, постучав одним пальцем по закрытой двери спальни. И
точно так же она разбудила его четырнадцать лет спустя.
И вот он стоял перед ней, а иголки продолжали вонзаться в
ступни, заставляя его переступать с ноги на ногу. Он вспомнил, что когда он так
делал, она всегда спрашивала, не надо ли ему в туалет, и немедленно застыл на
месте.
— Привет, ма, — сказал он.
Она посмотрела на него молча, и ужас неожиданно опустился на
его сердце, как зловещая птица на старое гнездо. Ужас, что она может
отвернуться от него, отвергнуть его, показать ему свою спину в дешевом пальто и
просто-напросто уйти за угол в метро, оставив его в одиночестве.
— Привет, Ларри, — сказала она и, поманив его за собой,
пошла вверх по лестнице.
— Ма?
Она обернулась к нему, стоя между исчезнувшими каменными
собаками, и он обнял ее. В первое мгновение страх слегка исказил черты ее лица,
словно она ожидала не объятий, а ударов. Потом выражение страха исчезло, и она
ответила на его объятия. На мгновение ему показалось, что сейчас он заплачет, и
уж во всяком случае, он был уверен, что она-то заплачет точно. Это был
Трогательный Момент. Поверх ее склонившегося плеча ему была видна дохлая кошка,
наполовину вывалившаяся из мусорного контейнера. Когда она высвободилась из
объятий, глаза ее были сухими.
— Пошли, я приготовлю тебе завтрак. Ты ехал на машине всю
ночь?
— Да, — ответил он, и голос его слегка дрожал от избытка
чувств.
— Ну что ж, пошли. Не забудь вытереть ноги. Если ты
наследишь, мистер Фримен просто убьет меня.
Он прошел за ней мимо уничтоженных каменных собак и немного
настороженно посмотрел на то место, где они стояли, просто чтобы убедиться в
том, что они действительно исчезли, что его рост не стал меньше на два фута и
что десятилетие восьмидесятых не вернулось обратно в область будущего. Она
распахнула двери, и они вошли.