Справа от цементной дорожки, неподалеку от крыльца, росистая
трава была прибита. Когда роса испарится, трава снова поднимется, но сейчас она
удерживала следы ног. Он был городским мальчиком и уж никак не следопытом, но
надо быть слепцом, — подумал он, — чтобы не увидеть на лужайке два типа следов:
большие и маленькие. В какой-то момент ночью они подходили к веранде и смотрели
на него. Мороз пошел у него по коже. Такая скрытность ему не понравилась, а
первый укол возвращающегося страха понравился ему еще меньше.
«Если они не объявятся сами в ближайшее время, — подумал он,
— я попытаюсь застигнуть их врасплох». Одна мыс??ь о том, что он может сделать
это, вернула ему большую часть уверенности. Он надел рюкзак и отправился в
путь.
К полудню он добрался до Уэллса, где проходило шоссе № 1. Он
подкинул монетку, и она упала решеткой кверху. Он повернул на юг по шоссе № 1,
оставив монетку равнодушно блестеть в пыли. Двадцать минут спустя ее нашел Джо
и уставился на нее так, словно это был кристалл гипнотизера. Он положил монетку
себе в рот, но Надин заставила ее выплюнуть.
Через две мили Ларри впервые увидел океан — огромное синее
животное, которое сегодня отличалось медлительность и ленью. Он был совершенно
не похож на Тихий океан или на тот вид Атлантики, который открывается с
Лонг-Айленда. Та часть океана выглядела какой-то благодушной, почти ручной.
Здесь вода была темнее, почти кобальтового цвета. Волны накатывали одна за
другой и бились о камни. Пенная накипь, густая, как яичный белок, взлетала в
воздух, а потом падала обратно. Стоял постоянный ворчливый гул прибоя.
Ларри оставил велосипед и пошел к океану пешком, ощущая
глубокое волнение, которое он не мог объяснить. Он был здесь. Здесь был конец
востока. Здесь был край земли.
Он пересек заболоченное поле, хлюпая по воде, заполнившей
пространство между кочками и рощицами камыша. Вокруг стоял густой, плодородный
запах прилива. По мере того, как он все ближе и ближе подходил к краю земли,
кожа земли шелушилась, а под ней обнаруживалась голая гранитная кость. В синем
небе кружились белые чайки, крича и причитая. Никогда ему не доводилось видеть
сразу столько птиц. Ему пришло в голову, что, несмотря на всю свою красоту,
чайки питаются падалью. Вслед за этим в голове у него появилась одна из тех
мыслей, которые лучше не высказывать вслух, но она не успела сформироваться в
его сознании, прежде чем он успел ее подавить: «Позже эти мусорщики сослужат
мне хорошую службу».
Он снова пошел, и теперь его туфли шаркали по высушенным
солнцем камням. Морской ветер изо всей силы ударил ему в лицо, откинув тяжелую
копну волос со лба. Он поднял лицо навстречу ветру, навстречу чистому, терпкому
соленому запаху синего животного.
Он был на краю земли.
Он присел на краю небольшого утеса, чувствуя себя немного
вымотанным. Так он просидел полчаса или даже больше. Морской ветер разбудил его
аппетит, и он порылся в рюкзаке в поисках ленча. Он хорошо поел. От брызг его
синие джинсы стали внизу черными. Он чувствовал себя чистым и освеженным.
Он пошел назад по болоту. Он был так погружен в свои мысли,
что принял нарастающий крик за возгласы чаек. Он даже посмотрел вверх, и лишь
тогда в омерзительной судороге страха понял, что этот крик принадлежит
человеку. Это был боевой клич.
Взгляд его снова метнулся вниз, и он увидел, как через
дорогу ему навстречу бежит маленький мальчик, громко топая мускулистыми ногами.
В одной руке у него был зажат нож для разделки мяса. На нем не было ничего,
кроме трусов, и ноги его были исполосованы колючками ежевики. За ним, только
что выбравшись из зарослей низкого кустарника и крапивы, возникла женщина. Она
была очень бледной, и вокруг глаз у нее шли темные круги усталости.
— ДЖО! — закричала она, а потом побежала так, словно ей это
причиняло сильную боль.
Джо продолжал бежать, не глядя себе под ноги, шлепая босыми
ногами по мелким лужицам болотной воды. Все его лицо было стянуто убийственной
ухмылкой. Нож для разделки мяса был высоко занесен в его руке и сверкал в
солнечных лучах.
«Он бежит, чтобы убить меня, — подумал Ларри, абсолютно
сраженный этой мыслью. — Этот мальчик… что я ему сделал?»
— Джо! — закричала женщина. На этот раз ее голос был
пронзительным, измученным и отчаявшимся. Джо продолжал бежать, сокращая дистанцию.
Ларри как раз успел вспомнить, что оставил винтовку рядом с
велосипедом, и кричащий мальчик налетел на него.
Когда он начал опускать свой нож по длинной, размашистой
дуге, оцепенение Ларри прошло. Он отступил в сторону и, даже не думая, ударил
своим тяжелым ботинком мальчику прямо в солнечное сплетение. Он почувствовал
жалость — мальчик рухнул, как сбитая кегля. Выглядел он свирепо, но веса в нем
было мало.
— Джо! — позвала Надин. Она споткнулась о кочку и упала на
колени, забрызгав коричневой грязью свою белую кофту. — Пожалуйста, не бейте
его! — Она поднялась на ноги и снова рванулась вперед.
Джо упал на спину. Ларри наступил на его правое запястье,
втоптав руку с ножом в грязь.
— Брось нож, парень.
Мальчик зашипел, как рассерженный гусь. Его верхняя губа
приподнялась, обнажая оскаленные зубы. Его китайские глаза горели яростью.
Держать ногу на запястье мальчика было все равно что стоять на раненой, но
по-прежнему опасной змее. Ларри чувствовал, как мальчик пытается выдернуть
руку, не боясь содрать кожу и плоть или даже сломать кость. Он рывком
приподнялся в полусидячее положение и попытался укусить Ларри за ногу сквозь
грубую хлопчатобумажную ткань его джинсов. Ларри наступил на запястье еще
сильнее, и Джо закричал, но это не был крик боли — это был крик неповиновения.
— Брось, я тебе говорю.
Джо продолжал борьбу.
Статус-кво сохранялось бы до тех пор, пока Джо не удалось бы
высвободить руку или пока Ларри не сломал бы ему запястье, если бы шатаясь от
усталости, наконец, не появилась бы задыхающаяся и грязная Надин.
Не глядя на Ларри, она опустилась на колени.
— Брось! — сказала она спокойно, но твердо. Он огрызнулся на
нее по-собачьи, и продолжал борьбу. Ларри с трудом пытался удержать равновесие.
Если мальчишка высвободится, то, вполне возможно, первой он ударит женщину.
— От-пус-ти! — сказала Надин.
Мальчик зарычал. Слюна струилась между его сжатыми зубами.
На правой щеке у него было грязное пятно в форме вопросительного знака.
— Мы бросим тебя, Джо. Я брошу тебя. Я уйду с ним, если ты
не будешь хорошо себя вести.
Ларри почувствовал, как рука под его ногой снова напряглась,
а потом расслабилась. Но мальчик смотрел на нее с болью, гневом и негодованием.
Когда он переводил взгляд на Ларри, тот мог прочитать в его глазах исступленную
ревность. Несмотря на то, что пот лил с него ручьями, Ларри похолодел от этого
взгляда.