Едва успев сесть, Лучник откашлялся и поделился сведениями о численности надирской орды, собравшейся у Гульготира.
– Откуда тебе это известно? – спросил Оррин.
– Три дня назад мы… э… повстречали в Скултике неких путников. Следуя из Дрос-Пурдола в Сегрил, они прошли через северную пустыню. У Гульготира их задержали и отвели в город, где они оставались четыре дня. С ними, как с вагрийскими купцами, обращались учтиво, однако надирский начальник по имени Сурип учинил им допрос. Один из этих купцов – бывший военный, он-то и определил на глаз численность войска.
– Пятьсот тысяч! – воскликнул Оррин. – Мне казалось, эта цифра преувеличена.
– Скажите лучше – преуменьшена. К ним постоянно прибывают отдаленные племена. Вам предстоит нешуточный бой.
– Я не хотел бы показаться придирчивым, – сказал Хогун, – но почему «вам», а не «нам»?
Лучник взглянул на Друсса.
– Ты разве не сказал им, старый конь? Нет? Ах ты, какая оказия – сплошная приятность.
– Не сказал о чем? – спросил Оррин.
– Они наемники, – нехотя выговорил Друсс. – И останутся здесь до падения третьей стены. Так было условлено.
– И за эту-то скудную помощь они ожидают помилования? – вскричал, вставая, Оррин. – Да я велю их повесить!
– За третьей стеной у нас уже не будет такой нужды в лучниках, – спокойно заметил Хогун. – Там нет убойной земли.
– Нам нужны лучники, Оррин, – сказал Друсс. – Страх как нужны. А у этого человека шестьсот отменных стрелков. Мы знаем, что постепенно будем сдавать одну стену за другой, и нам понадобится каждый лук, который есть. Калитки к тому времени будут завалены. Мне такое положение дел тоже не нравится, но нужда заставляет… Уж лучше иметь прикрытие для первых трех стен, чем не иметь его вовсе. Вы согласны?
– А если нет? – все еще с гневом бросил ган.
– Тогда пусть уходят. – Хогун начал что-то сердито говорить, но Друсс знаком прервал его. – Вы наш ган, Оррин. Вам и решать.
Оррин сел, тяжело дыша. Он совершил много ошибок перед приходом Друсса – теперь он это хорошо понимал. Соглашение с разбойниками вызывало у него гнев – но ему ничего не оставалось, как только поддержать старого воина, и Друсс об этом знал. Оррин посмотрел на Друсса, и оба улыбнулись.
– Пусть остаются, – сказал Оррин.
– Мудрое решение, – отозвался Лучник. – Как скоро вы ждете надиров?
– Скорее, чем нам бы хотелось, – ответил Друсс. – Где-то в течение трех недель, если верить разведчикам. Ульрик потерял сына – это дало нам несколько лишних дней, но их недостаточно.
Некоторое время они обсуждали многочисленные трудности обороны. Наконец Лучник нерешительно сказал:
– Вот что, Друсс, – есть кое-что, о чем я должен сказать, но я не хотел бы, чтобы меня сочли… странным. Я не хотел говорить, но…
– Говори, паренек. Здесь все друзья… по большей части.
– Ночью мне снился странный сон – и в нем был ты. Я не придал бы ему значения – но вот увидел тебя и вспомнил. Мне снилось, будто меня разбудил воин в серебряных доспехах. Я мог смотреть сквозь него, точно это был призрак. Он сказал, что пытался связаться с тобой, но безуспешно. Когда он говорил, его голос как будто звучал у меня в мозгу. Он сказал, что зовут его Сербитар и что он едет сюда со своими друзьями и женщиной по имени Вирэ.
Он сказал, чтобы я передал тебе вот что: надо запасти побольше горючих веществ, потому что Ульрик настроил большие осадные башни. Он предложил также прорыть между стенами зажигательные канавки. Потом он показал мне сцену покушения на тебя и назвал имя: Музар. Есть ли какой-то смысл во всем этом?
Настало молчание, но видно было, что Друсс испытал великое облегчение.
– Еще какой, парень. Еще какой!
Хогун наполнил бокал лентрийским вином и передал Лучнику.
– Как выглядел этот воин? – спросил он.
– Высокий, стройный и, как показалось мне, с белыми волосами, хотя он еще молод.
– Да, это Сербитар, – кивнул Хогун. – Видение не обмануло тебя.
– Ты его знаешь? – спросил Друсс.
– Слышал о нем. Он сын князя Драды из Дрос-Сегрила. Говорят, будто в детстве он был очень хил и одержим демоном: умел читать чужие мысли. Он альбинос, а вагрийцы, как вам известно, почитают это дурным знаком. Лет в тринадцать его отправили в Храм Тридцати к югу от Дренана. Говорят еще, что отец хотел удушить его в младенчестве, но ребенок почувствовал это и вылез в окно своей спальни. Все это, конечно, только слухи.
– Что ж, похоже, его дар возрос, – сказал Друсс. – Ну да плевать. Он нам пригодится тут – особенно если ухитрится прочесть мысли Ульрика.
Глава 15
В продолжение десяти дней работа шла полным ходом. Между первой и второй, а также между третьей и четвертой стенами прокладывались огненные канавы десять ярдов шириной и четыре фута глубиной. Их наполняли стружками и опилками, вдоль канавок ставили чаны с маслом, чтобы полить в случае надобности сухое дерево.
Лесные стрелки вбили в землю белые колья – и между стенами, и на равнине перед крепостью. Каждый ряд отстоял от другого на шестьдесят шагов, и лучники ежедневно по нескольку часов упражнялись в стрельбе – по команде в воздух поднималась целая туча стрел.
Мишени, поставленные на равнине, стрелки разносили вдребезги со ста двадцати шагов. Мастерство скултикских лучников поражало.
Хогун обучал солдат отступать – под бой барабана они скатывались со стены, бежали по дощатым настилам поверх огненных канав и взбирались по веревкам на следующую стену. С каждым днем воины проделывали это все быстрее.
Разным мелочам уделялось все больше времени по мере того, как росла общая готовность.
– Когда лить масло? – спросил Хогун Друсса во время полуденного отдыха.
– Между первой и второй стенами это следует сделать в день первого приступа. Мы пока не можем судить, долго ли люди смогут продержаться.
– Остается решить, – сказал Оррин, – кто подожжет канавы и когда. Если стену, к примеру, проломят, наши бойцы побегут бок о бок с надирами. Как тут бросать факел?
– И если мы назначим людей для этой цели, – добавил Хогун, – что будет, если их убьют на стене?
– Надо будет выставить караульщиков с факелами, – объяснил Друсс. – Команду им протрубит горнист со второй стены – а для принятия решения нам понадобится хладнокровный офицер. Когда протрубит горн, канавы будут зажжены – невзирая на то, кто остался позади.
Вопросы, подобные этому, занимали Друсса все больше, и голова у него раскалывалась от дум, планов и хитроумных замыслов. Несколько раз во время таких обсуждений старик выходил из себя и начинал дубасить кулаками по столу либо метаться по комнате точно медведь в клетке.