Дагориан завернулся в темный плащ и вышел. Маленькую Суфию Фарис тоже уложила спать, а Ульменета взяла лампу и пошла вниз, в королевскую библиотеку, где хранились тысячи книг и сотни свитков. Сверившись с каталогом, она отыскала три старые карты гор и труд какого-то путешественника, описывающий дорогу от Юсы до Пераполиса на юге. Если Исток поможет, они будут придерживаться этой дороги хотя бы часть пути.
Коналин сидел на балконе покоев королевы, Фарис и Суфия спали вместе на одной из кушеток. Ульменета укрыла их одеялом. Аксиана тем временем зашевелилась, открыла глаза и сонно улыбнулась.
— Какой страшный сон я видела.
— Отдыхай, госпожа моя. Утром тебе понадобятся силы, — сказала Ульменета, и Аксиана снова смежила веки.
Ульменета вышла на балкон. Огонь охватил весь западный квартал, вдалеке слышались крики.
— А ты разве не устал? — спросила она Коналина.
— Нет. Я сильный.
— Я знаю, но сильным тоже надо спать.
— Там грабят. — Он показал на пожар. — И убивают слабых.
— Тебе жалко их?
— Их всегда бьют — вот почему я никогда не буду слабым.
— Как ты познакомился с Фарис и с малышкой? —спросила она.
— А зачем тебе это знать?
— Просто так, Коналин. Если мы хотим стать друзьями, нам надо поближе узнать друг друга, так уж заведено. Вот, например, какая у Фарис любимая еда?
— Сливы, а что?
— Вот видишь, — улыбнулась она, — друзья должны знать такие вещи. — Отправляясь воровать, ты постараешься стянуть сливу, потому что знаешь, что Фарис их любит. Чем больше ты знаешь о своем друге, тем лучше. Так где же вы познакомились?
— Мать у Фарис шлюха. Ходит по Торговому переулку. Там я и увидел Фарис, два лета назад. Мать ее напилась и свалилась в канаву, а Фарис хотела поднять ее и отвести домой.
— И ты помог ей?
— Ну да.
— А зачем?
— Как то есть — зачем?
— Зачем помогать слабым, Коналин? Почему ты просто не ограбил ее и не ушел?
— Я так и хотел сначала. Гляжу, шлюха валяется, а при ней монета уж точно должна быть. А тут Фарис подошла, увидела меня и говорит: «Помоги ее поднять». Я и помог. Вот так мы и познакомились.
— Что же сталось потом с ее матерью?
— Да что с ней станется — как гуляла, так и гуляет. А Фарис она продала в зазорный дом, куда богачи ходят. Я забрал ее оттуда. Залез ночью в окошко и забрал.
— Это был смелый поступок, — похвалила Ульменета, и паренек немного смягчился. Это сделало его совсем юными беззащитным. Ульменете захотелось прижать его к себе и погладить его рыжие волосы.
— Я долго возился с замком от ее комнаты, — сказал он, — а Лом все это время спал на стуле около.
— Лом?
— Ага, потому что кости ломает. Он надзирает за девушками, а если кто не делает, что им велят, он их бьет. Ох и досталось небось утром ему самому, — ухмыльнулся Коналин.
— А Суфия?
— Ее мы нашли в доме колдуна. Она под кроватью пряталась. Только она и осталась, одна из всех. Зачем он убивал столько детей?
— Наверное, это было нужно для его кровавых обрядов. Для злого волшебства.
— Их много, злых — и не только волшебников.
— Расскажи теперь о себе.
— Нет, о себе не буду. Знаешь, я и правда устал, пойду посплю немного.
— Я разбужу тебя, когда Дагориан вернется.
— Я сам раньше проснусь, — заверил он. Беспорядки на улицах продолжались. Дагориан перелез через дворцовую ограду, чтобы стража его не увидела, и оказался на широком Королевском проезде. Там лежали мертвые и шатались бунтовщики, нахлебавшиеся награбленного вина. Дагориан, держась в темноте, свернул на одну из улиц, ведущих к Купеческому Двору. Там, как он знал, стояли грузовые повозки, развозящие днем товары по домам и лавкам.
Увидев, что первый из дворов горит вместе с повозками, он пришел в ярость. Ему хотелось наброситься на поджигателей с мечом и рубить их. Он уже схватился за саблю, но чей-то спокойный голос прошептал у него в голове:
— Не поддавайся им, Дагориан. Они повсюду.
Дагориан, весь дрожа после приступа ярости, прислонился к стене и прошептал:
— Кто ты?
— Твой друг. Помнишь, я помог тебе, когда демоны терзали твою душу? А в доме убитой гадалки я пришелк тебе снова.
— Да, помню.
— Знай же: этот город во власти демонов, которыепируют, насыщаясь людской яростью и убийствами. Ихсила растет с каждым часом, и к завтрашнему дню никто не сможет противостоять им. Но ты не поддавайся. Сохраняй хладнокровие и ясность мысли, я буду с тобой, хотя говорить больше не стану. Ступай и найди повозку.
Дагориан нырнул в узкий переулок. Дым, гуще всякого тумана, висел в воздухе, обжигая легкие. Дагориан бежал, прикрывая лицо плащом. Крики слышались отовсюду: из домов, где сгорали заживо, и с улиц, где убивали.
Он снова ощутил гнев, но поборол его.
Ворота второго конюшенного двора стояли нараспашку, и люди с факелами метались вокруг, поджигая повозки. Конюшня уже загорелась, лошади ржали, охваченные ужасом. Дагориан вбежал туда и выпустил на волю всех, оставив двух себе. Животные в панике ринулись наружу, топча поджигателей.
Дагориан успокоил, как мог, двух оставшихся лошадей и вывел их во двор. Они боялись, но привыкли слушаться своих возниц и подчинялись Дагориану. Он привязал их к уцелевшей повозке. Сбруя была сложена в ней.
Кто-то швырнул факел в задок фургона. Дагориан двинул злоумышленника в челюсть, и тот рухнул. Офицер отбросил факел. Из конюшни вырвался клуб пламени. Кони взвились на дыбы, и Дагориан снова принялся успокаивать их. Бунтовщики разбегались, спасаясь от жара. Дагориан запряг лошадей, влез на козлы, отпустил тормоз и щелкнул кнутом. Кони рванули с места, но снова запнулись у горящей конюшни.
Дагориан, найдя в фургоне пустые мешки, порезал один на полосы, завязал лошадям глаза и снова щелкнул кнутом. Кони неохотно двинулись вперед, а он подхлестывал их и кричал во все горло. Наконец, с горем пополам упряжка выехала с горящего двора на улицу.
Дагориан повернул направо, к Королевскому проезду.
Там тоже собралась толпа. При виде скачущих лошадей люди разбегались, но один мужчина с перекошенным от ненависти лицом и выпученными глазами бросился на Дагориана. Офицер отпихнул его, ударив ногой в грудь, еще несколько человек попытались загородить дорогу, но кони теперь неслись во весь опор, и остановить их было невозможно. Нож вонзился в доску позади Дагориана.