Деревню мы обогнули с юга. Удача сопутствует нам и дальше – выехав на развилку, мы довольно бодро промчались по довольно неплохой, раскатанной проселочной дороге, где я рискнул переключиться на третью скорость и разогнаться до 30 километров в час. Никогда бы не подумал, что такая скорость вызовет в моей душе столь бурный восторг гонщика! И ведь действительно, бьющие навстречу потоки воздуха словно бы сдували с души и тела напряжение последних минут, вновь заменяя их потрясающей легкостью и ощущением свободы! В какой-то миг захотелось закричать от восторга – особенно когда мы въехали в очередную рощу и помимо прохлады я почувствовал сладкий аромат леса…
А вот миновав следующий лесной участок, мы выкатили к единственному в ближайшей округе мосту через треклятую Пульву, где я тут же разглядел мобильный немецкий пост…
Встреча вышла неожиданной для обеих сторон; фрицы не сразу заметили несоответствие в моем облике (и что мне стоило надеть брюки мертвеца?!). Но старший группы из трех человек все равно повелительно поднял руку, жестом приказывая мне тормозить. Видать, такой порядок; на шее у унтера висит МП-40… Первой мыслью было плюнуть на команды немецкого «гаишника», однако тут же меня едва ли не сковало от ужаса – на люльке вражеского мотоцикла я разглядел смотрящий в нашу сторону пулемет.
– Твою ж дивизию…
Счет идет на секунды – одна ошибка, и нас с Мещеряковой простегнет единственная очередь МГ-34. Да что там, на оставшейся между мотоциклами дистанции – менее сорока метров – нас достанет даже автоматчик-унтер!
– Оля, раскручивай крышки на ручках моих гранат! Быстрее!!!
Сам я выжимаю сцепление, начав медленно тормозить. Девушка трясущимися руками откручивает колпачок; старший поста с подозрением смотрит на нас, взявшись правой рукой за пистолетную рукоять автомата, но меня больше беспокоит пулеметчик. Тот, правда, еще не выказывает признаков тревоги, положив на приклад МГ сцепленные руки и устало облокотившись на него.
– Готово!
Жаркий шепот казачки совпадает с моим приветственным жестом, призванным разрядить обстановку. Однако Мещеряковой я тут же отвечаю:
– Рви шарик и раскручивай крышку на другой!
Все, мотоцикл остановился метрах в тридцати пяти от поста. Теперь или пан, или пропал. Или я успеваю метнуть гранату, или мы подрываемся с возлюбленной из-за моей нерасторопности…
Девушка обрывает шарик, и я тут же сжимаю в кисти боевую часть «колотушки», внутренне молясь о том, чтобы не перепутать гранаты впопыхах! Рывком выхватив трофей из-за пояса, краем глаза замечаю, как унтер нацеливает автомат в нашу сторону, как прижимает к плечу приклад МГ встревоженный пулеметчик, еще какую-то возню за мотоциклом…
– Граната!
Одновременно с криком что есть силы бросаю трофей, метнув его довольно коряво, хватом за цилиндр. Но мой окрик и синхронный бросок дарит драгоценное мгновение, за время которого фрицы признают опасность и пытаются спастись. Так, вместо того чтобы открыть огонь, унтер скакнул в сторону, и тут же упал, подался назад и пулеметчик.
«Колотушка» взрывается в воздухе, не долетев метров пять до автоматчика, но в моей руке уже вторая граната. Рву шарик и, проговорив про себя «двадцать два», метаю ее точно в сторону вражеского мотоцикла.
Взрыв!
В лицо опасно дыхнуло жаром; я отчетливо слышу крики боли – и тут же в поле зрения возникает полыхающий, покореженный мотоцикл. А потом раздаются первые выстрелы: начали рваться боеприпасы. Отчаянно рванув стартер, с первого раза завожу «цундапп» и тут же увожу его с дороги, свернув вправо. За спиной по-прежнему рвутся патроны и свистят пули…
Отчаянно молясь, чтобы смертоносный свинец не зацепил кого-то из нас, я гоню в сторону виднеющегося впереди лесного массива. Мы уже проезжали участок его по дороге; теперь же, как кажется, только под сенью деревьев можно обрести долгожданное укрытие!
…И мы благополучно доезжаем до них, а вот после, заглушив двигатель и пытаясь шумно отдышаться, я лихорадочно соображаю, как поступить дальше.
Помощник услужливо подсказывает, что по западной оконечности далеко не маленького, в общем-то, леса проходит хорошая асфальтированная дорога и есть еще один мост через Пульву, что однозначно говорит о том, что там также есть пост. И как бы не посильнее того, с которым уже довелось столкнуться! Можно, конечно, сразу завернуть к реке. Но пока еще нет и трех часов, световой день закончится ближе к десяти вечера, а на той стороне нет ни единого достойного укрытия на несколько километров вперед.
Осознав это, я принимаю единственное возможное в сложившейся ситуации решение – закатить «цундапп» под деревья и укрыться в лесу в надежде, что его не сразу бросятся шерстить. Вдруг фрицы решат, что уничтожившие их мобильный пост прорвались дальше по дороге, и не обратят внимания на след из примятой травы, оставшийся за нами?! Хотя глупость, конечно…
– Оль, ты как? Не зацепило? Сможешь идти?
Девушка ответила мне лишь энергичными кивками. Да и то, у самого, несмотря на жару, после столкновения с фрицами все еще холодом спину обдает…
Глава семнадцатая
26 июня 1941 года. Декретное время: 15 часов 07 минут. Лесной массив восточнее деревни Лумна
Из последних сил вкатываем мотоцикл в лес; пот струями бежит по телу, заливается в глаза, выедая их солью, а хриплое, частое дыхание с трудом вырывается из груди, словно мне не хватает воздуха. Какой же «цундапп», зараза, тяжелый! Тут еще постреливает болью потянутая стопа – правда, уже и не так, как вчера утром, после травмы. По крайней мере, я могу на нее опираться, хотя при более сильном нажиме хочется просто взвыть!
– Все, шабаш!
Олька, изо всех сил толкавшая люльку мотоцикла, просто упала на колени, дыша натужно, словно загнанная лошадь. Мне хочется последовать ее примеру и вовсе лечь на землю, но подобной роскоши я себе просто не могу позволить. Вместо этого заставляю себя наклониться над люлькой в поисках чего-либо полезного.
К собственной вящей радости я обнаруживаю внутри и сбоку две сухарные сумки – а позади них какой-то «неуставной», но увесистый мешок. Вытащив его на свет, с невольным волнением развязываю горло, и – о чудо! – моему взору открывается каравай свежего черного хлеба, пара луковиц, четыре вареных яйца (помятых, правда, с растрескавшейся скорлупой – но разве это проблема?), крепко запечатанная бутыль молока и… заботливо обернутый чистой холстиной увесистый шмат копченого, пахучего сала! М-м-м… Пища богов… На две консервные банки с тушеным мясом и брикеты галет из НЗ уже даже не обращаю внимания.
– Оль, сейчас уйдем подальше и попируем! Все, снимай с себя тряпки немецкие, больше не пригодятся.
Девушка поднимает на меня свои выразительные глаза, в которых сейчас, однако, плещется бесконечная усталость. С трудом расстегнув пуговицы кителя, она пытается снять его, забыв о повешенном за спиной карабине. Невольно усмехнувшись, наблюдаю за движениями казачки, я сам быстро качаю ситуацию, размышляя над тем, что мы можем с собой взять и что придется оставить.