Конституция 1936 года и массовая политическая культура сталинизма - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Великанова cтр.№ 11

Все российские историки связывают начало конституционной реформы с этим письмом и инициативой Сталина. Внимательное прочтение документов не подкрепляет эти утверждения. Удивительно, но ученые игнорируют ссылку Сталина на Енукидзе в начале письма. Две упомянутые выше записки Енукидзе, обнаруженные в архиве, рисуют другую картину зарождения реформы. Однако Сталин в своем письме предложил не Енукидзе, а В. М. Молотова докладчиком по конституционным вопросам на VII съезде советов. Это новое имя в нашей истории, вероятно, было реакцией Сталина на донос, полученный им в начале января от своего близкого родственника А. С. Сванидзе: что Енукидзе участвовал в антиправительственном заговоре, позднее получившем название «Кремлевское дело». Началась постепенная отставка Енукидзе, хотя она и не похоронила идею реформы. Енукидзе все же представил проект на рассмотрение съезду 5 февраля и вошел в состав конституционной комиссии, но подозрения Сталина отодвинули Енукидзе от проекта и главным спикером на эту тему 28 января и 6 февраля стал Молотов. Предложения о «внесении изменений в Конституцию в направлении демократизации избирательной системы» – по сталинской формуле, равного, прямого и тайного голосования (последнее исправлено и подчеркнуто Сталиным дважды в проектах Енукидзе) – были утверждены Политбюро 30 января, затем на Пленуме ЦК 1 февраля и, наконец, на VII съезде советов 6 февраля ^[60]. Решение Пленума ЦК ставило задачу: «б) уточнения социально-экономической основы конституции в смысле приведения конституции в соответствие с нынешним соотношением классовых сил в СССР (создание новой социалистической индустрии, разгром кулачества, победа колхозного строя, утверждение социалистической собственности как основы советского общества и т.п.). Поручить комиссии в составе Сталина, Молотова, Калинина, Кагановича и Енукидзе набросать проект постановления VII съезда Советов СССР» ^[61]. Состав комиссии был опубликован в газетах ^[62]. Решающий поворот, однако, от внесения изменений до совершенно новой конституции произошел только на июньском Пленуме ЦК 1935 года. Грандиозный проект был запущен.

Итак, внутренняя переписка на эту тему позволяет расшифровать основные мотивы руководства страны в изменении конституции, которые затем были озвучены публично. До сих пор во внутреннем обмене мнениями мы не видим и намека на скрытую повестку дня в умах вовлеченных в дискуссию лидеров, а видим лишь прямую веру в социалистический прогресс в стране. В своем выступлении на VII съезде советов Молотов повторил два сталинских мотива: внутриполитический и внешнеполитический. Он обосновал изменения в конституции новым соотношением классов в городе и селе, при этом упомянул также международный фактор:

Затем Молотов в своем докладе отметил ключевые элементы избирательной реформы: сделать выборы прямыми и тайными, уравнять сельских и городских избирателей, и – новое предложение! – отменить лишение права голоса: «СССР все ближе подходит к полной отмене всяких ограничений всеобщих избирательных прав (бурные продолжительные аплодисменты)». По словам Молотова, в 1934 году лишенное избирательных прав население составляло 2,5 процента, или более двух миллионов из девяносто одного миллиона избирателей. Он подчеркнул еще одну причину для реформы: «Закрытое голосование… ударит со всей силой по бюрократическим элементам и будет для них полной встряской… поставить работу своих органов под усиленный контроль рабочих и крестьян» ^[64]. Помимо социальных и международных причин здесь появились два новых фактора: предложение всеобщего избирательного права и указание на мишени избирательной реформы – «бюрократические элементы». Таким образом руководство обосновало необходимость реформы.

Генезис идеи избирательной реформы, превратившейся в конституционную, показывает, что ее автором был не Сталин, а А. Енукидзе еще в 1933 году. Если бы автором идеи был Сталин, вряд ли до начала ее обсуждения прошло бы столько времени – почти два года. Только в январе 1935 года Сталин активно включился в дебаты и возглавил их, а Енукидзе был отстранен, а затем репрессирован. Молотов стал основным спикером по избирательной реформе, но реальной движущей силой был Сталин: он был активным председателем конституционной комиссии, давал указания, руководил дебатами и редактировал текст. Он присвоил и развил идею, ликвидировав ее автора.

Российский исследователь Ю. Жуков признает роль Енукидзе в конституционной реформе, но историк настолько привязан к идее сталинского авторства «демократических реформ», что без убедительных доказательств представляет Енукидзе (и некоторых других партийных деятелей) как антагониста сталинских реформ, якобы из-за преданности секретаря ЦИК идеалам мировой коммунистической революции ^[65]. Опираясь на материалы допроса, весьма сомнительные из-за насильственных методов, использованных в процессе, Жуков утверждает в своих книгах, что А. Енукидзе, сопротивляясь сталинской демократизации, организовал заговор с целью свержения советской власти. Влияние советской апологетической историографии, некритичное использование источников и отсутствие среди изученных им источников фонда Енукидзе в РГАСПИ (фонд 667) привели Жукова к выводам в пользу Сталина.

Второе открытие из истории Енукидзе заключается в том, что основным импульсом для изменения конституции была реформа избирательной системы, порожденная идеалистическим пониманием новых социальных условий, сложившихся в деревне после коллективизации. В 1933–1934 годах, когда эта избирательная инициатива впервые возникла, речь шла о частичных поправках к действующей конституции 1924 года, но поскольку избирательная система принадлежала к юрисдикции конституции, реформа превратилась в масштабный проект – новую советскую конституцию. Центральная роль избирательной реформы в зарождении этого начинания меняет наше понимание всего конституционного проекта.

Конституционная реформа была частью более широкого дискурса – ряда тенденций 1933–1936 годов, которые историки рассматривают как умеренные в политическом, экономическом, правовом и идеологическом развитии, включая тенденцию к укреплению законности. В этой главе обсуждается ряд политических изменений, которые позволили ученым квалифицировать этот период как период консолидации режима, или как период смягчения жесткой политики, или даже как попытки демократических реформ, запланированных Сталиным. Поскольку советское руководство не объявило открыто о начале политики примирения и демократических реформ (если только мы не усматриваем этого в заявлении о победе социализма на XVII съезде партии), оценка этой примирительной тенденции и ее места в общем политическом курсе остается предметом научной интерпретации.