Почему-то она вернулась в Париж. Этому должно была какое-то объяснение. Скорее всего короткий перелет давал ей время покинуть самолет и уйти до того, как служба безопасности, изучив видеозапись, уяснит, как ей все это удалось, а затем методом исключения вычислит в списке пассажиров ее имя. Возвращение в Париж, ко всему прочему, вовлекало в дело официальных лиц другой стороны и создавало дополнительные бюрократические формальности, затягивавшие поиск. Однако, провернув все то же самое, она могла вылететь и в любую другую европейскую страну. Пусть полет Лондон — Париж длится всего час, но ведь до Брюсселя еще ближе. Как и до Амстердама или Гааги.
Суэйн заложил руки за голову и, глядя в потолок, нахмурился. В его логической цепи не хватало звена. Лили ничего не стоило, пройдя таможню в Лондоне, покинуть аэропорт задолго до того, как просмотрят записи и определят, во что она переоделась. Если оставаться в Лондоне в ее планы не входило, она имела возможность, измене внешность, вернуться через несколько часов и сесть в другой самолет. Тогда никто не смог бы выследить ее, и все было бы шито-крыто. Такое поведение с ее стороны выглядело бы более разумным. Так почему же она этого не сделала, а осталась в аэропорту под прицелом камер наблюдения? Либо не предполагала, что кто-то разгадает манипуляции с переодеванием, либо у нее была чрезвычайно важная причина сразу вернуться в Париж.
Будучи внештатным агентом, она не имела специальной подготовки оперативного сотрудника.
Агентов-контрактников привлекают время от времени для выполнения особых поручений. В личном деле Лили нет ничего о том, что она проходила тренинг по приемам изменения внешности или ухода от преследования. О том, что управление за срыв их работы с Нерви организует за ней охоту, Лили не могла не знать, но, возможно, она недооценивала масштабов системы наблюдения в главных аэропортах.
Хотя Суэйну не очень-то во все это верилось.
Слишком умна Лили, слишком хорошо знает свое дело. Все-то она понимает. И конечно, ей известно, что каждое ее движение фиксируется видеокамерами, хотя она и предприняла достаточно уловок, чтобы на какое-то время отвлечь своих преследователей. Но ведь был же у нее какой-то расчет. Не опасалась ли она, что, выйдя за пределы Хитроу и возвратившись туда позже, она даст им шанс что-то предпринять. Но вот что именно, Суэйн не знал. Вычислить ее по банку данных идентификации внешности? Ее характеристики действительно имелись в базе данных управления, но только там и больше нигде. Однако если бы кто-то поместил ее фотографию в базу данных Интерпола, она не успела бы даже дойти до нужного выхода: камеры, установленные при входе в аэропорт, тут же засекли бы ее. Да, такое возможно. Может быть, она боялась, что Родриго Нерви отправил ее данные в Интерпол?
Как ей избежать этого? Прежде всего, сделать пластическую операцию. Удачное решение для женщины в бегах. Однако она не пошла на это. Она вернулась в Париж. Нет времени на пластическую операцию? Или задуманное не терпит отлагательств?
Что это может быть? Посещение парижского Диснейленда? Экскурсия в Лувр?
А не является ли убийство Сальваторе Нерви лишь прелюдией? Может быть, Лили знала, что на дело отправят одного из лучших сотрудников управления (то есть его, хотя в лицо она его не знала) — и ее поимка — лишь вопрос времени? От осознания собственной значимости Суэйн даже согрелся. Во всяком случае, его рассуждения логичны: у Лили есть какое-то дело, причем срочное, и счет идет на часы. Она очень боится не успеть.
Суэйн со стоном сел на постели и потер лицо ладонями! И все-таки и в этих логических построениях зияла брешь. Каковы бы ни были ее планы, ей все равно лучше было бы затаиться и сделать пластическую операцию. Суэйн неизменно возвращался к этой мысли. Ее действия были бы оправу даны лишь в том случае, если бы, образно выражаясь, он« знала о заложенной где-то бомбе с часовым механизме готовой вот-вот взорваться, или что-то в этом роде, что не терпело отсрочки и должно было быть исполнено немедленно или по крайней мере в короткий срок. Но раз так и если это „что-то“ представляет собой глобальную опасность, ей нужно было всего-навсего поднять трубку и сообщить обо всем по телефону, предоставив заниматься этим специалистам, а не разыгрывать из себя героя-одиночку. Значит, „глобальная опасность“ отметается. Тогда это что-то личное. То, что она хотела сделать непременно сама, и как можно скорее.
Суэйн попытался представить, что составляло смысл жизни Лили. Уничтожая Сальваторе, она мстила за убийство своих друзей и их приемной дочери, которое произошло несколько месяцев назад. Она действовала грамотно — подготовила почву, выждала время и, подобравшись к Нерви, сделала дело. Так почему же теперь она поступает так неразумно? Почему умный профессионал действует глупо и сам себя ведет к гибели?
«Забудь о мотивах, черт с ними, с мотивами», — внезапно сказал себе Суэйн. Он был мужчиной, а пытаясь разобраться в том, что творится в голове у женщины, можно сойти с ума. Скорее всего, Лили еще не до конца разобралась с семейством Нерви. Им уже нанесен тяжелый удар, и теперь она вернулась, чтобы нанести еще один — последний и сокрушительный. Они больно ранили ее, и она собиралась заставить их заплатить за это.
Суэйн удовлетворенно вздохнул. Вот оно! Кажется, нащупал. И мотивы понятны. Она мстила за своих близких и наносила ответный удар, не думая о себе. Суэйн понимал ее. Это самое простое, ясное объяснение, и не нужно больше ни над чем ломать голову.
Надо бы поскорее, как только в федеральном округе Колумбия забрезжит рассвет, доложиться Фрэнку Вайни. Но это можно сделать только через несколько часов. А Суэйн нутром чуял, что напал на след, и значит, нужно начать копать, не дожидаясь разговора с Вайни. И он должен решить, с чего начать.
Все снова возвращало его к друзьям Лили. Очевидно, против Нерви их восстановили какие-то грязные махинации этого семейства, и Лили посчитала своим долгом завершить начатое ими дело, рассматривая это как идеальную справедливость.
Суэйн снова вызвал в памяти строчки из ее личного Дела, которое читал в кабинете Вайни. Он не брал с собой никаких документов: это было небезопасно. А уж чего нет, чужаки, не имеющие на то санкций, увидеть не могут. Поэтому Суэйн полагался только на свою отличную память, которая тут же выдала ему имена: Аверилл и Кристина Жубран, внештатные агенты ЦРУ в отставке. Аверилл был канадцем, Кристина — уроженка Штатов, но постоянно они проживали во Франции и не привлекались работе уже более двенадцати лет. За что все-таки Сальваторе Нерви их убил?
Ну ладно, это потом, сначала нужно выяснить, где они и как умерли, с кем еще, кроме Лили Мэнсфилд, дружили. Не слышал ли кто-нибудь от них о чем-то необычном?
Может быть, Нерви занимался производством бактериологического оружия и продавал его в Северную Корею? Хотя опять же, если друзья Лили напали на что-то подобное, почему они, черт побери, про сто не позвонили своему бывшему начальству и не доложили об этом? Надо быть идиотами, чтобы самим лезть такие дела, а профессиональные агенты не идиоты — противном случае, они давно были бы покойниками.