Доркас удовлетворенно пробормотала что-то неразборчивое и
поднялась на ноги. Рози ощутила сложную гамму чувств, но преобладали понимание
и предвкушение. Она положила руку на предплечье Билла и заглянула ему в глаза.
— Только не смотри на нее, хорошо?
— Это верно, — согласилась Доркас, — и не задавай вопросов,
Билли, даже если она предложит тебе их задать.
Он недоуменно посмотрел на Доркас, затем на Рози, потом
снова на Доркас.
— Но почему? И вообще, кто она такая? Майская королева?
— Она королева всего того, чего пожелает, — ответила Доркас,
— и советую не забывать об этом ни на секунду. Не смотри на нее и не делай
ничего, что могло бы рассердить ее. Больше мне нечего сказать, я просто не
успею. Соедини руки на животе, мил человек, и смотри на них. Не своди с них
глаз.
— Но…
— Если глянешь на нее, сойдешь с ума, — без обиняков
пояснила Рози и увидела, как Доркас кивнула в знак подтверждения ее правоты.
— Так все-таки сон это или нет? — продолжал Билл. — Я хочу
сказать… я еще жив? Потому что если это загробная жизнь, то я бы с
удовольствием от нее отказался. — Он бросил взгляд в направлении приближающейся
женщины и содрогнулся. — Слишком много шума. Слишком много крика.
— Это сон, — заверила его Рози. Мареновая Роза подошла совсем
близко — стройная прямая фигура, движущаяся через пятна света и теней. Когда на
ее лицо падала тень, оно превращалось в маску кошки или лисы. — Это сон, в
котором ты должен выполнять все, что от тебя требуется. — По велению Рози и
Доркас.
— Да. И Доркас велит тебе сложить руки на животе и глазеть
на них, пока кто-нибудь из нас двоих не разрешит поднять голову.
— Могу я исполнить приказание? — спросил он, метнув в ее
сторону притворно игривый взгляд исподлобья, в котором она угадала искреннее
непонимание.
— Да, — в отчаянии прошептала Рози, — да, можешь, только
ради Бога не смотри на нее!
Он сплел пальцы на животе и послушно опустил взгляд.
Теперь до Рози доносился шорох приближающихся шагов,
шелковистый шепот травы, скользящей по коже. Она опустила голову и спустя
мгновение увидела перед
собой босые женские ноги, серебристые в лунном сиянии.
Последовало продолжительное молчание, нарушаемое лишь тревожным криком ночной
птицы вдали. Рози перевела взгляд чуть правее и заметила Билла, сидящего рядом
с ней и пристально изучающего собственные руки, словно ученик гуру, которому
позволили присоединиться к учителю во время утренней медитации.
Наконец она робко заговорила, не поднимая глаз: — Доркас
дала мне то, о чем вы говорили. Оно у меня в кармане.
— Хорошо, — произнес сладостный, чуть хрипловатый голос. —
Это хорошо, Рози Настоящая. — В поле зрения Рози появилась рука в пятнах, и
что-то упало на колени. В слабеющем свете луны блеснул одиночный золотой лучик.
— Для тебя, — сказала Мареновая Роза, — сувенир, если хочешь. Поступай с ним
так, как считаешь нужным.
Рози подняла предмет и удивленно уставилась на него. Три
слова— «Служба, верность, общество» — образовывали треугольник вокруг камня,
маленького кружка обсидана. Камешек был помечен теперь яркой алой точкой,
отчего напоминал неусыпно наблюдающий глаз.
Снова воцарилась тишина, в которой угадывалось скрытое
ожидание. «Может, она ждет слов благодарности?» — подумала Рози. Этого она не
дождется… но почему бы не высказать то, что у нее на душе?
— Я рада, что он мертв, — произнесла она тихо и
невыразительно. — Туда ему и дорога.
— Конечно, ты рада, и ему досталось поделом, ты права. А теперь
ты должна вернуться назад, в свой мир Рози Настоящей, вместе со своим зверем.
Насколько я могу судить, он не так уж и плох. — В ее голосе улавливались новые
нотки — Рози не позволила себе рассматривать их как похоть. — Хорошая холка.
Хорошие бока. — Пауза.
— Хороший пах. — Новая пауза, после которой рука в пятнах
поднялась к голове Билла и погладила его всклокоченные, влажные от пота волосы.
При ее прикосновении он шумно втянул в себя воздух, но не поднял головы. —
Хороший зверь. Береги его, и он будет беречь тебя.
И тогда Рози подняла голову. Она дрожала от страха перед
тем, что может открыться ее взору, и тем не менее была не в силах совладать с
собой.
— Не смей называть его зверем, — произнесла она вибрирующим
от ярости голосом.
— И убери от него свою зараженную руку.
Краешком глаза она увидела, как сжалась Доркас, но не это
занимало ее. Все ее внимание сфокусировалось на Мареновой Розе. Что ожидала она
увидеть в ее лице? Сейчас, рассматривая его в меркнущем лунном сиянии, она не
давала себе отчета в собственных чувствах. Медуза? Медуза-Горгона? Стоящая
перед ней женщина оказалась совсем иной. Когда-то (и не так давно, как
показалось Рози) ее лицо было необыкновенно красивым, достойным соперничать с
красотой Елены из Трои. Теперь же следы прежней красоты стерлись и поблекли.
Зловещее черное пятно расползлось по левой щеке и надвигалось на лоб, словно
солнечное затмение. Горящий глаз, взиравший на нее с левой стороны лица,
казался одновременно яростным и равнодушным. Она понимала, что Норман,
разумеется, увидел не это лицо, за которым угадывалось иное— как будто она
надела живую маску специально для Рози, что-то вроде косметики, — и ей стало не
по себе. Под маской таилось безумие… но не просто безумие.
«Это что-то вроде бешенства, — подумала Рози, — болезнь
разъедает ее изнутри, все ее внешние черты, все волшебство, все величие дрожат
на поверхности, готовые рассыпаться в прах в тот момент, когда она потеряет
самообладание, вскоре все рухнет, и если я отведу взгляд, она, возможно, набросится
на меня и сделает то же, что и с Норманом. Она пожалеет об этом позже, но
мне-то легче не станет, верно?»
Мареновая Роза снова протянула руку, и в этот раз
дотронулась до головы Рози — прикоснулась сначала ко лбу, затем провела по
волосам; день выдался нелегкий, и коса здорово растрепалась, потеряв
первоначальную форму.
— Ты смелая, Рози. Ты отважно сражалась ради своего… своего
друга. Ты смелая, и у тебя доброе сердце. Но могу я дать тебе один совет
прежде, чем отправить вас назад?
Она улыбнулась, наверное желая произвести приятное
впечатление, но сердце Рози на секунду замерло, а потом пустилось в бешеный
галоп. Когда губы Мареновой Розы раздвинулись, на лице разверзлась дыра, не
имеющая ничего общего со ртом; в этот момент она даже отдаленно не напоминала
человеческое существо. Ее рот превратился в пасть паука, которому предназначено
судьбой поедать насекомых — не мертвых, а лишь впавших в бесчувствие после
ядовитого укуса.