Битва за Лукоморье. Книга I - читать онлайн книгу. Автор: Александра Злотницкая, Татьяна Андрущенко, Елена Толоконникова, и др. cтр.№ 7

– То есть, – перебил Алёша, – сгинуло пятеро?

– Это у нас… По ближним деревням еще с дюжину наберется.

– А по дальним?

По дальним тоже пропадали, но сколько и кто – в Закурганье не ведали, своих бед хватало.

– Дети пропадали или взрослые?

– У нас – все взрослые, мужики, – «обрадовал» Еремей, – да и у соседей вроде тоже… Мил-человек, может, мы того, поедем, да и ты с нами? Чего на дороге на ночь глядя торчать?

– Ночлега с собой не возят, ночлег положен каждому. А у меня изба большая, – похвастался пузан, – места хватит, а уж яблочки уродились. Чистый мед!

– Угу, – поддержал приятеля Еремей. – Лучше Антоновых яблок не найдешь. Накормим, напоим, спать уложим, а утречком и решишь, куда дальше.

– Утречком, говоришь? – Охотник задумчиво глянул на склоняющееся к лесу солнце.

Еремея с Антоном он, похоже, выжал досуха, а на баб-ягодниц надежды было мало, да и без них ясно: Князя потревожили не зря, какая-то тварь тут точно завелась. Если б не масть, Алёша поставил бы на бирюка, но про белых бедаков он еще не слыхивал, да и вело себя чудище неправильно. Бирюки в норах прячутся, наружу редко вылезают, охотятся все больше на детей, а тут…

– Лады, дальше я с вами, – решил Алёша. – Баня-то у вас путная есть? Лучше такая, чтоб наособицу стояла.

– Э-э… Ты уж нас прости, мил-человек, только куда нашей кобыле да до твоего жеребца. Хорошо, если в сумерках доберемся, поздно для бани-то.

– Вам, может, и поздно, – Алёша придержал Буланко, позволяя теперь уже попутчикам тронуться с места, – а мне в самый раз.

* * *

Только пьяный, безумец или совсем уж отчаянный смельчак рискнет заглянуть после полуночи в баню и тем паче там заночевать. Смелостью Алёшу Белобог и впрямь не обидел, но на сей раз дело было отнюдь не в удальстве. Того, что удалось вытрясти из крестьян, не хватало не только для каких-то действий, но и для принятия решения. Оставалось потрясти местных нечистиков, которые могли знать, что творится в округе. Ничего по-настоящему страшного на шумгородчине прежде не случалось, иначе б посадник, прознав про здешние безобразия, не смеялся: дураков Великий Князь на такие места не ставил.

По-хорошему Алёше следовало, расспросив сельчан, отправиться на встречу с куда более опытным братом: и поручение бы исполнил, и совета бы спросил, но этого-то молодому Охотнику и не хотелось. Непонятный белый бирюк являл собой загадку, разгадать которую нужно было самому. Разгадать и доложить Князю, что дело сделано, а затем и китежскому Предстоятелю о невиданном прежде чудище отписать.

Алёша втащил свои нехитрые пожитки в предбанник, затем обиходил коня и долго стоял у тына, грызя в самом деле медовые закурганские яблочки и глядя на гаснущую над лесом розоватую полосу. Вечерело, со стороны деревни тянуло дымком, а на небо медленно взбирался тоненький белый месяц. Лениво, ничего не опасаясь, лаяли собаки, и лай этот сливался с дальней девичей песней. В такие вечера легко мечтается, а былое словно укутывает прозрачная дымка; так и стоишь между прошлым и будущим, смотришь то на звезды, то в наползающий из низин туман и ни о чем не жалеешь.

– Лады. – Китежанин заставил себя оторвать ладони от еще теплого дерева и обернулся к Буланко, чьи ноги уже обнимали туманные змейки. – Если что, сам знаешь…

В ответ верный друг мотнул гривой и топнул ногой, мол, решил, так иди, а я и посторожу, и халупу эту, если что, разнесу.

Охотник трепанул храбреца по крутой лоснящейся шее и распахнул низенькую дверь. Предбанник был тих и пуст, зато сама баня встретила настороженной тьмой, жаркой и полной шорохов. Если б не китежская вязь ^[6], впору было б споткнуться о словно выросшую на пути шайку с кипятком, но зачарованные знаки на теле среди всего прочего позволяют иным Охотникам видеть ночью не хуже кошек. Алёша никуда не налетел и ни за что не зацепился, а, войдя в еще не выстывшую, почерневшую от копоти парилку, встал в трех шагах от высокого порога, вслушиваясь в недовольное шуршание под самым потолком.

«Нет злее банника», – говорят знающие люди, а на тех, что за околицей живут, еще и управы не найти, хотя что считать управой? Вокруг шуршало, стучало и потрескивало, но Охотник стоял на месте, словно позволяя себя разглядеть, а когда стало малость потише, вытащил заранее заготовленную густо посоленную ржаную краюху и протянул на раскрытой ладони вперед. Так опытные конники задабривают строгих лошадей.

– Банник-батюшка, – голос Охотника звучал спокойно и слегка вкрадчиво, – не побрезгуй гостинчиком. Нес, торопился, чтоб не зачерствел.

Зашипело, точно кто на раскаленные камни водицы плеснул. Запахло распаренным березовым листом.

– Соль добрая, – спокойно продолжал китежанин, – с самого моря Хвалунского. Да и хлебушек неплох, с чистым сердцем замешен, в чистой печи выпечен. Не побрезгуй.

На сей раз не только зашипело, но и треснуло. Надо думать, лопнул перегретый камень, а к духу березовому прибавился мятный.

– Не побрезгуй, – повторил Алёша, вглядываясь в только что пустой полок, на котором теперь шевелилось нечто мохнатое и темное. Ровно пес влез, только какой пес в закрытой бане? – Здрав будь, хозяин. – Охотник, все так же протягивая хлеб, шагнул вперед. – Добра тебе да тепла.

– И тебе, богатырь, того же. – Мохнатая рука с острыми нечеловеческими когтями ловко ухватила подношение. – Уважил. Вот поем сейчас – и мойся, сколько душеньке твоей угодно. И сам не трону, и от лихих гостей постерегу. Да и парку поддам.

– Благодарствую, – поклонился китежанин, украдкой разглядывая покрытого шерстью старичка, узкоплечего и длиннобородого. – А дозволь наперед тебя спросить.

– Спрашивай. – Банник милостиво кивнул украшенной двумя небольшими рожками головой. – Люблю вежество, и хлеб добрый люблю.

– Про гостей твоих узнать хочу. Не говорили лесные жители про чудище, что объявилось по весне в ваших краях? Не лешак и не переворотень, но голова рогатая, а сам мохнатый да белый. Ходит как человек, только роста богатырского, выше меня.

– Нет. – Хозяин бани решительно махнул головой, так решительно, что один из запутавшихся в бороде березовых листков отлетел и пристал к руке гостя. – О чудище не говорили.

– А о чем, – вцепился в невольный намек Охотник, – о чем говорили?

– Дурное место больше не пусто, – словно выдавил из себя хроможитель ^[7], и его широко расставленные глаза тревожно блеснули в темноте. – Боровлад, леший Старошумский, говорит, вовсе смрадно стало. Оно и раньше скверно было, бе́резь-то худова так просто в рост не идет, но хоть дышать получалось.