Вера и правда - читать онлайн книгу. Автор: Лидия Чарская cтр.№ 54

Гуниб!

Перед ним между тёмными Аварским Койсу и Кара-Койсу высилась огромная гора с крутыми скатами в виде усечённого конуса, отвесно вздымающаяся над бездной.

Верхняя площадка её представляла из себя котловину, где поместилось недоступное последнее гнездо Шамиля.

Последнее убежище имама-вождя!

Миша Зарубин даже глаза зажмурил; им больно было смотреть в эту вышину. Даже глазам больно, а они полезут туда! И не дальше как сегодня ночью полезут.

Генерал-майор Келлер, командующий передовыми войсками, вызвал охотников пробраться на Гуниб во главе команды. Первым вступившим туда трём была обещана награда, высокая награда, заставившая смельчаков не думать об опасности. А опасность была большая: у каждого подъёма, у каждого завала засели мюриды Шамиля, приготовившиеся собственной грудью защитить гнездо своего вождя.

Но Миша нимало не думал об этих врагах. Его смущали иные мысли. Его точно подавляла высота этой страшной твердыни, — высота и неприступность Гунибской горы.

Однако он, по первому же слову генерала, вызвался, в числе прочих храбрецов, войти на эту высоту…

Три года прошло с тех пор, как Миша упал под ударом Гассанового кинжала и как его бесчувственного принесли в маленькую крепость, а сколько воды утекло с тех пор! За отличие при штурме маленькой крепости Зарубина перевели с повышением в Апшеронский полк. Полянову также дали иное, видное назначение. Они успели уже отличиться и при Буртунае, и при Ведени. Теперь предстоит ещё отличиться при Гунибе или… умереть!

В эту последнюю ночь перед штурмом они находились оба в лагере апшеронцев, расположенном недалеко от селения Куяда, у самого подножия Гуниба.

— Я рад, Алексей Яковлевич, — произнёс Миша, — что ты зашёл поговорить со мною; Бог знает, что может случиться… Так, по крайней мере, отведу душу с тобою в эту последнюю ночь.

— Ну уж и в последнюю! — недовольно протянул тот. — И что ты только не выдумаешь, Зарубин. Если такие молодцы, как ты, да будут уми…

Полянов не окончил и махнул рукою.

— Ты мне лучше вот что скажи, — после минутной паузы произнёс он, — давно получал известие о Тэкле?..

— Как же! Как же! — разом оживился Миша. — Сестра мне пишет, что она весела, здорова и скоро опять её повезут в институт. Каникулы кончаются. Славная девчурка! Как привязалась ко мне! Никогда не забуду, как там, в Цинандалах, куда я повёз её к княгине Чавчавадзе, она растрогала меня. «Ты, говорит, спас мне жизнь, ты мой брат навеки… Не хочу расставаться с тобою ни за что… Хочу быть дочкой твоей матери, сестрой твоей сестры. Вези меня к своим»…

— Так и сказала? — дрогнувшим голосом переспросил Полянов.

Хотя он уже несколько раз слышал этот рассказ из уст Миши, но зная, с каким удовольствием тот повторяет его, желал хотя этим пустяком развлечь и порадовать друга.

— Да, с тех пор как она у нас поселилась, точно солнце засияло в доме. И сестра успокоилась немного от тяжёлой утраты Джемала. Ведь она как родного брата любила его… Всех оживила, расшевелила и пригрела эта милая девочка! Ты не успел, конечно, узнать её за коротенькое пребывание в крепости, Полянов, но что это за золотая душа!

— Сколько ей теперь лет, Зарубин?

— Четырнадцать, но она кажется взрослой не по летам, как и всякая восточная женщина. Так, по крайней мере, пишет сестра. Они с Потапычем положительно боготворят её. Впрочем, все её боготворят — и отец и мама. Её нельзя не любить — Тэклу! Подумать только: с какой стойкостью выдерживала она все мучения и обиды, не желая изменить вере! И это восьмилетняя крошка! Как после того ещё не верить в существование героинь! Знаешь, Полянов, — с внезапным воодушевлением подхватил после минутного молчания Миша, — мне кажется, что недаром очутилась на моём пути эта девочка, точно сказочная фея, там, в Андийском лесу. С первой минуты этот ребёнок заполнил всё моё сердце. Даст Бог, останусь я жив сегодня, подожду, пока подрастёт Тэкла, а там…

— Ты хочешь жениться на ней, Зарубин?

— Да. Ведь никто никогда не привяжется ко мне так сильно, как этот милый ребёнок. И я никого не полюблю сильнее её, моей Тэклы. Мы видели оба смерть перед глазами, вместе молились и вместе были спасены Милосердным Творцом. Нас связала сама судьба, Полянов! Я верю в это!

— Дай Бог вам счастья, тебе и ей, — растроганным голосом произнёс его друг, — оба вы славные. Дай вам Господь! От души желаю те…

Тихий, едва слышный сигнал горниста, прозвучавший над лагерем, прервал его речь.

— Пора, — произнёс Миша, — это капитан Скворцов даёт знать, что надо идти!.. Прощай, Полянов. Тут уже не увидимся больше. Либо на Гунибе, либо…

Он махнул рукою в небо и обнял товарища. По суровому, некрасивому лицу Полянова пробежала короткая судорога.

Видно, боевой служака крепился через силу, чтобы не проронить непривычную слезу.

— Слушай, Зарубин, — произнёс он дрогнувшим голосом, — я тебе вот что скажу: ты, брат, горячий парень. Без толку в пекло не суйся. Я ведь тебя знаю… Помни, твоя жизнь нужна; храбрость и без этого проявить можно. Осторожнее действуй и зря на кинжал не лезь. — И потом, помолчав немного, заключил он нахмурясь: — Человек ты золотой и солдат бравый, и мне душевно будет жаль, если эти разбойники убьют тебя.

— Во всяком случае, если убьют, — произнёс Миша не совсем твёрдым голосом, — ты сообщи отцу. Он тебя знает по письмам моим и чтит, как героя. Ты ему передай, Алексей, что он может быть спокоен: его сын шёл по его следам и жизнь свою не щадил ради царя и родины…

— Передам, Зарубин. Облегчу душу старика. А теперь позволь благословить тебя, как старшему брату.

— Спасибо, Алексей! Благодарю, товарищ! — мог только произнести Миша.

Полянов несколько раз перекрестил его, потом обнял крепко, по-братски.

Снова прозвучал сигнал горниста. По этому сигналу охотники должны были неслышно выступить из лагеря и сосредоточиться у самой подошвы горы.

Миша ещё раз крепко обнял своего друга, пожал ему руку и поспешил к команде, выстроившейся длинной шеренгой и готовой к началу своего трудного пути.

— Или там, за облаками, или на том свете! — мысленно повторил Полянов и медленно поплёлся к своей палатке.

очь на 25 августа была черна, как могила. Только зловеще белели уродливыми привидениями горные уступы среди её непроглядной темноты. Тишина царила кругом. Такая тишина, что, казалось, вымер и Гуниб, и окруживший его плотным кольцом русский лагерь. Только Кара-Койсу да Андийский Койсу нарушают своим монотонным шёпотом эту тишину. Лишь едва уловимый, как скрёб тигровых когтей по камню, шелест чуть прорывается сквозь рёв потоков.