При анатомировании оказалось, что на удивление в целости сохранились челюсти Гитлера, причем с зубами. Челюсти были извлечены и тщательно описаны. В судебно-медицинском заключении говорится: «Основной анатомической находкой, которая может быть использована для идентификации личности, являются челюсти с большим количеством искусственных мостиков, зубов, коронок и пломб».
Поскольку сейфа под рукой не оказалось, хранить зубы Гитлера, сложенные в бордовую коробку то ли из-под парфюмерии, то ли из-под дешевых ювелирных украшений, командир группы поручил Елене Каган. Добавив, что она головой отвечает за содержимое коробки, в которой находилось единственное стопроцентное доказательство идентичности Гитлера и обгорелого трупа, обнаруженного во дворе рейхсканцелярии. «Весь этот день, насыщенный приближением Победы, было очень обременительно таскать в руках коробку», — вспоминала Елена.
Праздновать победу 9 мая Елене Каган не пришлось: она сопровождала полковника Горбушина и члена их группы майора Бориса Быстрова в поисках дантиста Гитлера. Вместо бежавшего из Берлина дантиста Гитлера доктора Блашке нашли другого дантиста — доктора Брука, еврея. Он скрывался многие годы при помощи своей ученицы Кете Хойзерман, ассистентки Блашке. Тридцатипятилетняя Кете, «допущенная» к зубам Гитлера, помогала своему учителю-еврею! Само по себе это было очень опасно, а учитывая то, кем был самый важный пациент ее работодателя, — смертельно опасно. Она осталась в Берлине, опасаясь, что иначе жених, служивший в Норвегии, не сможет отыскать ее по возвращении. Кете Хойзерман стала ключевым свидетелем. Она указала место хранения в рейхсканцелярии старых снимков зубов Гитлера, описала по памяти особенности челюстей диктатора. Ее описание полностью совпало с тем, что извлекла из останков Гитлера Анна Маранц. Эксперты обнаружили в зубах Гитлера два штифта, однако Хойзерман говорила о трех. Более тщательный осмотр подтвердил ее правоту. Это стало бесспорным доказательством.
Елена испытывала симпатии к Кете, и у них как будто сложились доверительные отношения. Почти двадцать лет спустя, работая над книгой «Берлин, май 1945 года: Записки военного переводчика» и будучи допущенной в некий секретный архив (по-видимому, КГБ), Елена выяснила, что Кете, как и некоторые другие немцы, причастные к опознанию трупа Гитлера, была вывезена в Москву. Шесть лет ее содержали в одиночной камере тюрьмы на Лубянке, после чего приговорили к 10 годам заключения как «свидетеля смерти Гитлера». Елена была потрясена этим открытием и, нарушив все существующие архивные правила, втихую густо заштриховала свою фамилию в документах, в которых говорилось о судьбе Кете Хойзерман. В декабре 1951 года Кете отправили в лагерь в Тайшет, а в 1955‐м освободили и позволили вернуться в Германию: ее жених после пятилетнего ожидания женился и растил маленьких детей.
Сталин решил скрыть обнаружение и идентификацию трупа Гитлера. Видимо, это было сделано для «внутреннего употребления»: он хотел держать советский народ «в тонусе», а скрывающийся где-то Гитлер в качестве угрозы подходил лучше, чем кто-либо другой. Для Запада смерть Гитлера была секретом Полишинеля.
Об обнаружении трупа Гитлера не поставили в известность даже маршала Георгия Жукова. Через двадцать лет после капитуляции Третьего рейха, работая над своими мемуарами, маршал Победы узнал из ротапринтного экземпляра книги Елены Ржевской «Берлин, май 1945» о времени и обстоятельствах обнаружения трупа Гитлера. Но ведь Сталин в июле 1945 года лично его спрашивал: «Где же Гитлер?» С точки зрения Жукова, это было невероятно, а потому 2 ноября 1965 года он пригласил Ржевскую на беседу, чтобы получить подтверждение из ее собственных уст. Сведения, приведенные Еленой, были более чем убедительны. Разговор с опальным маршалом Елена по свежим следам записала, но смогла опубликовать лишь через двадцать с лишним лет, в 1986‐м. В самом деле, писателю в России, как говорил Корней Чуковский, надо жить долго.
Секретность отразилась и в наградных листах Анны Маранц и Елены Каган. В представлении майора медицинской службы Маранц к ордену Отечественной войны 1‐й степени говорилось:
Тов. Маранц за период времени с 4 по 12 мая сего года по заданию члена Военного Совета 1‐го Белорусского фронта генерал-лейтенанта Телегина принимала активное участие в проведении трудной и ответственной судебно-медицинской экспертизы специального назначения. В этой работе ею затрачено много труда и энергии: ее познания принесли большую пользу органам следствия в раскрытии фашистских замыслов.
Последний туманный абзац — о вскрытии трупа Гитлера. Правда, замыслы у трупа вряд ли бывают. Даже если это труп Гитлера. Степень награды была снижена на стадии последней подписи до 2‐й. Наложил резолюцию о том, что майор Анна Маранц достойна награждения орденом Отечественной войны 2‐й степени, заместитель начальника тыла 1‐го Белорусского фронта генерал-лейтенант Борис Терпиловский. Остается гадать, что сподвигло его на снижение степени награды женщине, вступившей в армию добровольно на 2‐й день войны и прошедшей ее до конца, причем в то время, когда награды после победы раздавались с невиданной щедростью?
Без знания конкретных обстоятельств дела невозможно было бы понять заключительную фразу представления к награде Елены Каган: «В отделе „Смерш“ 3‐й ударной армии участвовала в расследовании дел на виновников войны». Это — об обнаружении и идентификации трупов Гитлера и Геббельса. Впрочем, история с ее наградными листами несколько загадочна. В общедоступной электронной базе «Подвиг народа» имеется перечень ее наград, однако сканы наградных листов не вывешены. Можно было бы подумать, что они не сохранились — так бывает. Но нет — наградные листы целы и сохранны, и их копии были любезно предоставлены мне внучкой Елены Ржевской переводчиком Любовью Сумм. Такая же история с наградными листами непосредственного начальника Елены — майора Бориса Быстрова. Похоже, шлейф секретности все еще тянется за участниками идентификации трупа Гитлера.
Демобилизовавшись из армии, Анна Маранц вернулась в Киев. Отыскать какие-либо сведения о ее послевоенной жизни не удалось. Украинские коллеги по моей просьбе провели изыскания в киевских архивах — увы, никаких следов. Предполагаю, что Анна Яковлевна была проинструктирована (так же, как и другие участники идентификации трупа Гитлера) о неразглашении обстоятельств, возможно, самой важной экспертизы в ее жизни, и не делилась воспоминаниями с окружающими. А жаль. Она могла бы рассказать немало интересного.
Рассказать довелось Елене Ржевской. Удача или судьба — но в состав оперативной группы входил литератор. Тогда, впрочем, недоучившаяся студентка. Елена прожила долгую жизнь — в той же квартире на Ленинградском проспекте, откуда ушла на фронт. Вернулась экзотическим образом: военно-транспортный самолет, на который ей удалось по случаю пристроиться, в связи с плохой погодой сел прямо на Ленинградском шоссе. До своего дома Елена дошла пешком. Это был первый — и совершенно ужасный — авиаперелет в ее жизни. Елена Ржевская ушла из жизни 25 апреля 2017 года на 98‐м году жизни.
Гитлер хотел исчезнуть, превратиться в пепел, стать мифом. Не получилось. Об этом позаботились, в числе других, майор Анна Маранц и лейтенант Елена Каган. Для участников исторических событий, по позднейшему признанию Елены Ржевской, произошла их «девальвация». Смерть главарей Третьего рейха и «все, что ее сопровождало», уже казались им «чем-то обыденным». Да и не только им. Телеграфистке Рае из штаба фронта не приглянулось вечернее платье Евы Браун, которое привез ей из подвалов имперской канцелярии влюбленный в нее лейтенант. «А как исторический сувенир оно ее не интересовало». Правда, туфли возлюбленной фюрера пришлись Рае впору.