У Тимура почти все получилось, его сняли буквально с трапа самолета. Просто удивительно, какая череда благоприятных обстоятельств сопровождала его на протяжении всего его преступного пути, а потом не менее удивительная цепь случайностей помогла установить истину. Дьявол искушает, Бог карает? Трудно понять высший замысел, а точнее говоря, пути Господни неисповедимы, но очень трудно объяснить все это простым ходом жизни, где причинно-следственные связи лежат исключительно в материальной плоскости.
* * *
Ирине очень захотелось подслушать, о чем будут говорить Ветров и председатель суда Павел Михайлович, но тут в дверь постучали, и Филипп Николаевич возник на пороге ее кабинета.
– Разрешите?
Она жестом указала ему на стул. Ветров сел, тут же вскочил, принялся шарить по карманам, пока не хлопнул себя по лбу и не извлек из дипломата небольшой томик в картонном переплете.
– Это вам, Ирина Андреевна! Очень хотел бы поблагодарить вас получше, но мне сказали, закон запрещает.
– Категорически, – открыв книжку, Ирина увидела, что весь титульный лист исписан убористым и крайне неразборчивым почерком, и улыбнулась. Врач есть врач, даже если давно не практикует.
– Стыдно признаться, но я к вам не только как к нашей благодетельнице, но и как к специалисту.
– О? Интересно.
– Дело в том, что Лерочка…
– Как она, кстати?
– Ах, Ирина Андреевна, хотел бы я сказать, что хорошо, но такие потрясения даром не проходят. Шлейф от них долгий, иногда на всю жизнь, но я надеюсь, мы справимся.
– А с американским предложением что?
Филипп Николаевич засмеялся:
– Лерочка сказала, что раз они сразу не сумели отличить одного Гаккеля от другого, значит не судьба. Договорились, что программная статья будет опубликована, и пусть эти идеи развивают те, кого они заинтересуют. Лерочке же после выздоровления предложили перейти в один молодой НИИ. В Америке, конечно, хорошо, но родина есть родина, куда ты денешься.
– И то правда.
– Ну, чтобы вас не задерживать, сразу к делу. Помните, на суде выступал некий Шацкий, Лерин начальник?
Ирина кивнула, заметив, что у него еще какое-то старомодное имя.
– Вот-вот. А как он Лерочку обзывал графоманкой, тоже помните?
– Естественно, я ведь принимала решение в том числе и на основе его показаний.
– Так вот теперь эта скотина издает Лерину рукопись, которую она ему отдала на рецензию, под своим именем.
Ирина присвистнула:
– Ах какой молодец, на ходу подметки режет! А как вы догадались?
– Читал ее текст не потому, что было интересно, а она советовалась со мной, насколько хорошо изложен материал с художественной точки зрения. Так вот у Шацкого почти слово в слово. Кроме того, библиография совпадает странным образом со всеми руководствами, монографиями и журналами, которые я привозил Лере из заграничных командировок. Понимаете, это был кропотливый труд, занявший почти полтора года, Лерочка в свое свободное, то есть неоплачиваемое время переводила самые свежие публикации, сопоставляла, компилировала, излагала стройно и доступно, так, чтобы врач не просто читал набор непонятных слов и умозрительных гипотез, а понимал суть иммунного ответа. Шацкий же присвоил себе результаты этого труда, и доказать мы ничего не можем, поскольку Барановский вынес из Лериной квартиры все черновики.
Ирина нахмурилась. С этой областью права она знакома не была, поэтому посоветовала Ветрову обратиться к грамотному юристу по гражданским делам.
– Был, но он сказал, что доказать авторство Леры будет очень трудно, а без черновиков практически и невозможно. Если бы еще была оригинальная научная статья, а то руководство, где излагается общепринятая точка зрения. Кто бы ни писал, у всех выйдет примерно одно и то же. Но я не знаю, такая низость… Десятилетиями он унижал Лерочку, в упор не замечал, что она на голову выше его как ученый, блокировал все ее идеи, а теперь еще и украл. Да если бы он сразу отнесся с вниманием, завизировал статью или хоть доклад на конференции, все бы знали, кто автор противораковой вакцины, и Вероника сейчас была бы жива…
Ветров махнул рукой и отвернулся. Ирина тоже деликатно посмотрела в окно, где снег почти исчез в наступающих осенних сумерках.
– Ничего не обещаю, Филипп Николаевич, но есть такая статья, как дача заведомо ложных показаний. Я поговорю с прокурором города, мы постараемся что-нибудь придумать.
* * *
Шубников вышел в коридор, огляделся, но все-таки натянул куртку и ботинки и вышел на угол к телефонной будке.
– Клавдия Константиновна? С первым снегом вас!
– Аналогично, – раздался в трубке веселый голос Клавдии.
– Я давно вам не звонил.
– Не страшно, мы же виделись на работе.
– Это другое.
– Да.
– Я соскучился, – признался Шубников, – не знаю, как правильно, по вас или по вам, но соскучился очень сильно.
– Приезжайте пить чай.
– Прямо сейчас?
– Конечно.
Он помолчал.
– Клава, тут такое дело. Я не пью уже два месяца, но это ничего не значит. Алкаш остается алкашом навсегда, и вы должны об этом помнить.
– Я помню, Александр Васильевич. Приезжайте пить чай, если хотите.