Мать всегда молчала на эту тему, лишь изредка бросала осуждающие взгляды, а вот сегодня, наконец-то, высказала свою претензию мне в лицо. Видно накипело. А у меня ощущение такое гадкое на сердце осталось, словно я одним своим присутствием запрещал ей быть счастливой. И теперь этого же она ждет, хотя нет, требует от меня. Положить жизнь во имя светлого будущего теперь уже моего сына.
Может, я слишком черствый и эгоистичный, но не вижу я в этом великого смысла.
НЕ-ВИ-ЖУ!
Что даст нам с Сашкой эта жертвенность, черт подери?!
Взаимопонимание? Любовь? Счастье?
Нет. Нет. И опять нет!
Еще максимум пять — шесть лет, и сын будет абсолютно самостоятельной, независимой и почти полностью сформированной личностью. Перед Сашкой будут открыты все двери, а с чем в итоге останусь я?
С работой? Неудовлетворенностью жизнью и… мамой? Так себе перспектива вырисовалась.
Естественно, мать я не брошу ни при каком раскладе, но и жить ее жизнью я не хочу. Не собираюсь повторять ее ошибки.
Вновь набрал номер Светланы. И так несколько раз, но шли лишь длинные гудки. Раскинулся на постели, уставившись в потолок и думая, что делать. Есть более насущные проблемы, чем мусолить эту тему.
Надо бы Сашке померить температуру еще раз и если опять высокая, то, может, вызвать скорую? Или растерянность матери передалась и мне, и я раньше времени паникую?
В любом случае, это нельзя оставлять все на самотек. Вновь сел на кровати, собираясь поставить телефон на подзарядку, когда он ожил. Света.
— Прости, была на кухне, а потом в ванной, не слышала твоего звонка. Как вы? Как Саша?
Ее голос журчал, неся успокоение. Ложился бальзамом. Я даже улыбнулся.
— Неплохо, но могло быть еще лучше, — и поделился новостями касательно Александра.
— Господи! Где же он так умудрился? — выдохнула она обеспокоенно. — Может все-таки стоит вызвать скорую?
— Как раз собирался пойти померить ему температуру и потом уже решать. Жаропонижающее давали недавно, но я не знаю, с каким интервалом его вообще дают, — признался в своей безграмотности.
— Смотря что, он принимал. Обычно на коробках пишут, но он же немаленький. Скорее всего, ему давали обычный парацетамол в таблетках. Если это так, то между приемами лекарства должно пройти не менее четырех часов. Ты лучше у Любови Сергеевной спроси.
— Хорошо, спрошу, чем она его поила. Но мать говорила, что прошло не более двух часов с момента приема.
— Плохо… Илья, я могу чем-нибудь помочь? — расстроенным голосом произнесла Светлана.
— Нет. Отдыхай. Сейчас что-нибудь решим.
— Уверен?
— Абсолютно.
— Но если тебе что-то понадобится, то звони.
— Обязательно. И… спасибо тебе.
— За что? — удивилась она.
— За то, что ты есть.
Мы еще перекинулись парой ничего не значащих фраз и, пожелав приятных снов, распрощались.
Телефон потух. А я посидел в темноте еще некоторое время, после разговора со Светой полностью убеждаясь, в своей правоте. Она именно та, с кем я хочу быть.
В комнате сына послышались голоса и я направился к ним. Мать, сидя на кровати, держала Сашу за руку, что-то нашептывая, а он улыбался. Они мерили температуру.
— Папка, — обрадовался сын, но тут же закашлялся.
— Ну, ты, брат, даешь, — я прошел вглубь комнаты, взял стул и поставил возле его кровати, располагаясь на нем. — Без шапки носился? Или сосульки облизывал?
— Па-а-а, ты чего! Я такими глупостями не занимаюсь, — возмутился сын, сверкнув глазищами.
Мать достала градусник и покачала головой.
— Сколько? — поинтересовался, наблюдая, как она убирает его в коробочку.
— Тридцать девять и семь. Ничего не понимаю… Мы же недавно давали жаропонижающее.
— Я вызываю скорую, — принял решение, поднимаясь, и вышел в коридор, прикрывая за собой дверь.
Скорая помощь приехала довольно быстро. И пока я заполнял бумаги, мать рассказывала, что произошло. Врач внимательно слушал, а потом принялся что-то записывать.
— Зачем перегреваете ребенка? — не поднимая глаз, поинтересовался он. — У него и так высокая температура, а вы его еще теплым одеялом, как в пеленку замотали.
— Так холодно же мальчику было, — растерялась мать от такой отповеди. — А как же… согреться, пропотеть? Всегда ведь так лечились, — закончила она уже более решительным голосом.
Врач лишь покачал головой, но пояснил:
— Зарываясь под теплые одеяла, вы искусственно поддерживаете высокую внешнюю температуру, что дает сбой нашей собственной терморегуляции. Из-за этого увеличивается нагрузка на сердце и сосуды. К тому же температуру этим способом не собьешь. Напротив, мягко снизить ее поможет обтирание прохладной водой, можно с добавлением столового уксуса, и холодный компресс на лоб.
На какое-то время в комнате вновь воцарилась тишина. Мужчина отложил бумаги и ручку и принялся осматривать Сашу.
— Ну, что скажите? — не выдержала мать, нервно сжимая ладони.
Врач скорой спокойно посмотрел на нее и вынес свой вердикт:
— Легкие чистые. Увеличены лимфоузлы. Воспалительный процесс в области миндалин и глотки.
— Ангина?
Мужчина лишь кивнул, и вновь принялся писать, интересуясь мимоходом:
— Поедите в больницу?
— Пап, я не хочу в больницу! Пожалуйста! — напряженно воскликнул сын и уставился на меня круглыми глазами.
— Это обязательно? — спросил я у врача.
— Можем вам сейчас поставить укол, чтобы сбить температуру. Вы пишите отказ от госпитализации, а утром вызовите педиатра, и она назначит вам лечение. Либо сейчас едем в стационар. Сегодня дежурит третья детская городская больница, — и мужчина замолчал, давая нам возможность решить.
— Ставьте укол. Завтра вызовем участкового педиатра.
Врач кивнул, передавая мне бланк для отказа, а сам полез в свой «волшебный» чемоданчик за препаратами.
— Ну, молодой человек, оголяйтесь. Будем лечиться.
Сашка улегся на живот и только ойкнуть успел, как ему воткнули шприц.
— Если вдруг станет хуже, — задержался врач на пороге, — вызывайте вновь скорую.
— Хорошо, спасибо большое.
Закрыв за ним дверь, вернулся к сыну.
Беспокойная ночь. Тяжелое утро. Опять скорая. Больница. Сашку все-таки госпитализировали. Температура после укола немного спала, но потом опять полезла вверх и мы решили не рисковать.
— Илюша, — мать стояла на пороге моей спальни, я только приехал от сына. — Я блинчиков напекла. Покушаешь?