Там, на самом краю рамки, стояла фигура, окутанная тенью.
Я думал, что это мужчина, хотя и не мог быть уверен. Подробностей было немного. Все, что я мог разглядеть — так это отчетливо различимую человеческую фигуру, стоящую в лесу в нескольких футах от линии деревьев.
Кто — или что — это был, я понятия не имел. Я знал лишь то, что при виде его по моим венам потек ледяной страх.
Я все еще смотрел на фигуру на фотографии, когда по лесу пронесся крик — такой громкий, что эхом отразился от задней стены дома.
Пронзительный и испуганный, я сразу понял, что он принадлежит Джесс.
В одно мгновение я выскочил из кабинета и бросился вниз по лестнице на первый этаж. Выйдя на улицу, я обогнул дом и выбежал на задний двор, где снова послышались крики.
На этот раз Мэгги. Испустив громкий, непрерывный вопль боли.
Я побежал быстрее, когда вошел в лес, пробираясь через подлесок и уклоняясь от деревьев, туда, где находились Джесс и Мэгги. Обе были на земле — Джесс на коленях, а Мэгги лежала лицом вниз рядом с ней, все еще вопя, как сирена.
— Что случилось? — крикнул я, пока бежал к ним.
— Она упала, — ответила Джесс, пытаясь звучать спокойной, но без малейшего успеха. Ее слова вырвались в безумной суматохе. — Она бежала, а потом споткнулась, упала и ударилась о камень или что-то такое. О боже, Юэн, выглядит ужасно.
Подбежав к ним, я увидел небольшую лужицу крови на земле рядом с головой Мэгги. При виде ее — ярко-красной на фоне мшисто-зеленой лесной подстилки — меня охватила паника. Задыхаясь, я осторожно перевернул Мэгги на спину. Она прижимала руку к левой щеке, кровь сочилась между пальцами.
— Не шевелись, малышка, — прошептал я. — Дай посмотреть, как сильно ты поранилась.
Я отдернул руку Мэгги, обнажив глубокую рану под левым глазом. Хотя и не очень длинная, она казалась достаточно глубокой, чтобы потребовались швы. Я снял футболку и прижал ее к порезу, надеясь замедлить кровотечение. Мэгги снова закричала в ответ.
— Надо отвезти ее в травмпункт, — сказал я.
Джесс — ее материнские инстинкты яростно давали о себе знать — не позволила мне нести Мэгги.
— Я сама, — сказала она, оперев нашу дочь на свое плечо, пока кровь капала ей на рубашку. — Встретимся у машины.
И она ушла с все еще хныкающей Мэгги на руках. Я задержался ровно настолько, чтобы осмотреть место, где Мэгги ударилась лицом. Его было легко найти. Мокрое пятно крови блестело на вершине прямоугольного камня, выступавшего примерно на дюйм из земли.
Вот только это был не камень.
Его форма была слишком аккуратной, неестественной.
Это было, к моему величайшему и абсолютному шоку, надгробие.
Я опустился перед ним на колени и смахнул с него многолетнюю грязь. Появилось знакомое имя, почва в вырезанных буквах резко контрастировала с бледным мрамором.
Уильям Гарсон
Любимый отец
1843–1912
Глава шестая
После того как я увидела незнакомого человека на улице, мне потребовалось два часа и одна таблетка валиума, чтобы успокоиться и просто вернуться в постель, не говоря уже обо мне. Даже тогда ночной ужас вторгся в мой сон. Я лежу в постели, а фигура в лесу вдруг висит надо мной, прислонившись спиной к потолку.
Я проснулась, задыхаясь, в холодном поту, который блестел в лунном свете, льющемся через окно. Я выпила вторую таблетку валиума. Это сработало.
Сейчас шесть утра, и хотя я бы хотела просто остаться в постели, но я не могу. У меня много работы.
Поскольку в доме нет кофе, вместо него я использую холодный душ. И выхожу из ванной абсолютно бодрой, но с болью и сожалением. Такое чувство, словно меня только что ударили — моя кожа розовая и пульсирует. Когда я смотрю в зеркало в ванной, то вижу, как мой шрам выделяется в слабом свете рассвета. Маленькая белая полоска на моей розовой щеке. Я дотрагиваюсь до нее, кожа вокруг опухшая и нежная от недосыпа.
На завтрак я ем протеиновый батончик — буквально единственный продукт, который я подумала с собой взять — и запиваю его очередной чашкой кошмарного чая, поклявшись, что к концу дня я доеду до продуктового.
Я проверяю телефон, пока ем, и вижу сообщение от мамы. По его тону и теме ясно, что она прослушала голосовую почту.
«Я очень разочарована. Не оставайся там. Пожалуйста»
По моему ответу можно вести мастер-классы зрелого поведения.
«Попробуй меня останови»
Я отправляю сообщение и поднимаюсь наверх, чтобы побродить по Комнате Индиго и гостиной и поискать нож для вскрытия писем, который, я уверена, я куда-то дела вчера вечером во время неожиданной драмы с Эльзой Дитмер и ее дочерью. Это единственное объяснение. Ножи для писем не исчезают сами по себе. Но после нескольких минут бесплодных поисков я сдаюсь.
Я говорю себе, что он где-то здесь, наверное, похоронен под многолетним мусором. Он сам потом найдется. А если нет, то и ладно.
К семи часам я выхожу на улицу и разгружаю свой пикап до прихода Дэйна, хотя с его помощью было бы проще. Я делаю это сама, потому что, во-первых, я уже здесь и не хочу терять время, а во-вторых, я хочу, чтобы он увидел, что я могу сделать это сама. Что он здесь, чтобы помогать, а не нести большую часть груза.
Когда Дэйн приходит ровно в восемь, половина пикапа уже разобрана, а оборудование валяется на лужайке перед домом. Он окидывает взглядом коробку с дрелью рядом с лестницей и плиткорез. Думаю, он впечатлен.
Он помогает мне разгрузить пикап до конца, пока я обдумываю план. Убраться в доме — оставить все ценное, а остальное выбросить. Мы начнем сверху, со старого кабинета папы, и будем спускаться вниз, комната за комнатой. Я до сих пор не знаю, что хочу там сделать. Мне нужно больше времени в доме, прежде чем я смогу придумать хороший дизайн. Но я уже склоняюсь к тому, чтобы отталкиваться от уже имеющегося. Богатая древесина, витиеватые узоры, золотые тона. Если бы мне пришлось как-то это назвать, то я бы назвала «Викторианским гламуром».
Когда пикап опустел, мы хватаем парочку пустых коробок и идем в дом. Дом кажется больше в утреннем свете. Теплее и ярче. Большинство людей, если бы не знали его историю, опишут дом словом «уютный». Но прошлое тяжело нависает над Бейнберри Холлом. Настолько, что я почувствую озноб, когда мы проходим мимо заднего окна и я вижу место, где прошлой ночью стоял нарушитель.
— У вас есть ключ к воротам, да? — спрашиваю я Дэйна, когда мы поднимаемся по лестнице на третий этаж.
— Я был бы плохим смотрителем в противном случае.
— И вы вряд ли гуляли здесь у леса вчера? Где-то часов в одиннадцать?
— В это время я спал, заснул под игру «Ред Сокс». А что?