Когда появился нагруженный сумками Уайатт, я уже набрала номер и ждала, когда снимут трубку. В ответ на мою победную улыбку, означавшую «Не проведешь», он лишь молча закатил глаза.
– Папуля, – произнесла я, когда отец наконец ответил. Папулей я называю его только в тех случаях, когда предстоит серьезный разговор о деле. Это у нас что-то вроде пароля. – Что ты сказал Уайатту? Он считает, будто знает секрет правильного обращения с таким чудовищем, как я. Как ты только мог? – К концу тирады я уже почти кричала.
Отец рассмеялся.
– Не волнуйся, матышка, все в порядке, я не говорил ничего такого, о чем тебе стоило бы беспокоиться. Просто сообщил кое-какую необходимую информацию.
– А именно?
– Уайатт сам тебе скажет.
– Если бы... он упрям как осел.
– Обязательно скажет. Обещаю.
– А если не скажет, ты его побьешь?
Это была старая папина шутка. Он любил повторять, что задаст любому, кто обидит кого-нибудь из его дочек. Поэтому я и не рассказала отцу о поцелуе Джейсона и Дженни – решила, что это тот самый случай, когда не стоило испытывать его самообладание и заставлять почтенного отца семейства драться врукопашную с недостойным сопляком.
– Нет. Но если он тебя обидит, то непременно побью.
Разговор немного меня успокоил. Я попрощалась, а когда повесила трубку и повернулась, то обнаружила, что Уайатт стоит возле кухонного стола, скрестив руки на груди, и с интересом наблюдает за мной.
– Он ничего тебе не сказал, так ведь?
– Обещал, что ты сам все расскажешь, а если не сделаешь этого, то он непременно с тобой разберется.
Надо признаться, что правду я немного исказила. Но ведь Уайатт не мог слышать, что сказал отец на самом деле.
– Не волнуйся, ни о чем плохом или некрасивом речь не шла. – Уайатт направился к холодильнику. – Как насчет завтрака? Самое быстрое – это яичница с беконом и тосты.
– Великолепно. Хочешь, я помогу?
– Боюсь, что сейчас от тебя толку мало. Лучше сядь где-нибудь в сторонке и не мешай. Этим ты внесешь значительный вклад в общее дело.
Я села и начала осматривать кухню. Как ни странно, кухня, оснащенная по последнему слову техники, не выглядела современной.
– Сколько лет этому дому?
– Построен в начале прошлого века. Так что ему чуть больше ста лет. Задуман как сельская усадьба, но потом пару раз перестраивался. Когда я его купил, то тоже начал с ремонта: убрал несколько внутренних стен, чтобы придать объем и сделать помещения более удобными, добавил пару ванных комнат. Наверху их три, и еще одна здесь, на первом этаже. Дом достаточно большой. Завтра все покажу.
– А сколько спален?
– Четыре. Раньше было шесть маленьких, но всего одна ванная. Я переделал: увеличил спальни и встроенные шкафы и добавил ванные. Так будет легче продать, если вдруг решу тронуться с места.
– Разве ты собираешься переезжать?
Конечно, для одного человека этот дом слишком велик, но, судя по кухне, он был уютным и ухоженным. Уайатт пожал плечами:
– Это мой родной город, и мне здесь вполне комфортно, тем более что и все мои родственники живут здесь. Но ведь где-то может появиться более перспективная и интересная работа. Как знать, что тебе готовит будущее?
Очень трезвый взгляд на жизнь и вполне совпадает с моим собственным. Лично я очень люблю свой дом, но разве можно предсказать будущее? Умный и энергичный человек должен быть гибким и подвижным в устройстве собственной жизни.
Очень скоро на столе появились две тарелки с яичницей и жареным беконом, тосты и два стакана молока. Кроме этого, в качестве десерта рядом с моей тарелкой появились две таблетки антибиотика и одна – анальгетика.
Я не стала устраивать капризов по поводу анальгетика, так как не очень хорошо знаю, что такое боль, и не хочу страдать.
За едой меня одолела зевота. Уайатт сполоснул тарелки и сунул их в посудомоечную машину. Потом снял меня со стула и уселся сам, а меня посадил к себе на колени.
– Что? – спросила я, удивленная смелой режиссерской находкой. Не могу сказать, что обожаю сидеть на коленях у мужчин: по-моему, поза просто неуклюжая. Но Уайатт был настолько высоким, что наши лица оказались на одном уровне, а его рука надежно поддерживала мою поясницу.
– Твой отец сказал, что когда ты испуганна, то становишься очень разговорчивой и требовательной. Причем степень разговорчивости и требовательности находится в прямой зависимости от степени страха. – Сильная рука ласково погладила мою спину. – Он объяснил, что таким образом ты подавляешь ощущение беспомощности.
Действительно, в нашей семье это вовсе не секрет. Я прислонилась к широкому плечу.
– Да я окаменела от ужаса.
– Ты-то, возможно, и окаменела, но только не твой рот. – Уайатт усмехнулся. – Мы разыскивали вооруженного убийцу, а ты в это время сидела за машиной и громко требовала печенья.
– Совсем и не громко.
– Еще как громко. Во весь голос. Я уже решил было, что придется пинками заставить личный состав успокоиться и перестать хихикать.
– Знаешь, я просто никак не могу взять в толк, что кто-то пытался меня пристрелить. Веду тихую, спокойную, добропорядочную жизнь, и вдруг за несколько дней все переворачивается вверх тормашками. Я не хочу неприятностей. Хочу, чтобы все снова стало на свои места, чтобы вернулась нормальная жизнь. Хочу, чтобы полиция поймала убийцу. И как можно быстрее.
– Непременно поймаем. Сделаем все, что можно. Макиннис и Форестер работали в выходные, прослеживая возможные версии. Появилась парочка очень перспективных направлений.
– Это парень Николь?
– Пока ничего не могу сказать.
– Не знаешь или не имеешь права говорить?
– Не могу раскрывать ход следствия. – Уайатт поцеловал меня в висок. – Давай-ка лучше я отнесу тебя наверх и уложу в постель.
Как я и предполагала, он направился прямиком в собственную спальню, а не в одну из комнат для гостей. Я вполне могла передвигаться самостоятельно, могла бы даже подняться на второй этаж. Но если лейтенанту хочется носить женщину на руках, зачем же ему в этом отказывать? Он оставил меня в роскошной ванной комнате с двумя раковинами, огромной ванной и душем.
– Сейчас принесу твою сумку. Полотенца и прочее здесь, – показал он на шкаф.
Я взяла полотенце и губку, а потом умудрилась одной рукой развязать ворот больничного халата. Второй узел, однако, не поддался, но халат был мне настолько велик, что просто упал с меня, и оставалось лишь переступить через образовавшуюся на полу махровую кучу.
Я взглянула в зеркало на собственную полуобнаженную фигуру. Левая рука оказалась оранжевой от бетадана, но на боку и даже на спине остались потеки засохшей крови. Намочив губку, я смыла всю кровь, до которой смогла дотянуться. Вернулся Уайатт. Взял губку и закончил процедуру, а потом помог мне освободиться от белья. Хорошо, что я уже привыкла обнажаться при нем, а потому даже не смутилась. С тоской взглянула на душ, который сейчас был для меня недоступен. Зато ванна вполне могла выручить.