– О том, что Шарль будет очень недоволен, отмывая пол.
– Это факт! Но, кроме того, я бы отметил, что данный вид почвы характерен для того же порта. В старушке Темзе совсем другая тина, я плавал, я знаю. А теперь проводим осторожные предположения: мама-кошка, малыш много гуляет, у него простая речь, он умеет за себя постоять, способен на принятие самостоятельных решений. Его носок набит мелкими монетками, судя по звону, пенсы и полупенсы. Остаётся выяснить всего один вопрос: а красивая ли у него мама?
– Да! – покончив с угощением, сурово заявил котёнок. – Она молодая, стройная, сильная и очень-очень красивая!
– Как её зовут?
– Джулия.
– А фамилия?
– Чё?
– Понятно. Как я полагаю, вы живёте вблизи порта? – скорее утвердительно, чем вопросительно уточнил лис. – Что ж, у меня сохранились определённые связи в тех местах. Майкл?
Повинуясь взгляду учителя, я послушно протянул ему носок с деньгами.
– Отлично. – Он взвесил его на ладони. – Думаю, пара-тройка шиллингов здесь есть. Мы берёмся за ваше дело, молодой человек!
– Спа… спасибо, сэр, – икнул котёнок, а в его круглых глазах вновь показались слёзы.
– Ерунда, это будет настоящая рождественская история, – мечтательно запрокинув голову, протянул месье Ренар. – Она достойно украсит коллекцию записей наших дел.
– Как скажете, сэр!
– Шарль, старина, будь так любезен, позаботься о нашем госте. Мы прогуляемся в порт, вернёмся до ужина.
– Я с вами, сэр! Я очень храбрый, я вам пригожусь, я…
– Кстати, что у нас на ужин?
– Телячьи отбивные в пряном пивном соусе с луком-пореем, свежими шампиньонами и прованскими травами, запечённое седло барашка с тмином, розмарином и паприкой, жареный голубь по-польски, фаршированный отварной гречневой крупой с мелко порубленной морковью, закрытый рыбный пирог с судаком, тушённые в котелке мидии с томатами черри и зеленью, а на десерт…
– Ям… мням… – Котёнок непроизвольно сглотнул слюну. – А я, пожалуй, останусь ненадолго. Я вас догоню, честное слово…
Мне с огромным трудом удалось удержаться от снисходительного хмыканья по поводу его детских хитростей. В конце концов, ещё недавно я и сам был такой же, одно перечисление блюд нашего холостяцкого меню вызывало голодный спазм в желудке и самые яркие фантазии на тему картин фламандских мастеров в стиле «Натюрморт с белым лебедем» того же Снейдерса. Наш дворецкий был гением от кулинарии!
Зато сейчас я за десять минут приготовлю омлет с грибами по-французски, правильно сварю и подам на чёрном хлебе яйцо пашот с ломтиком сёмги, запеку куриную печень в сметане с луком, петрушкой и предложу идеальную подборку твёрдых и мягких сыров с виноградом и мёдом. Честное слово!
Единственное, с чем мне до сих пор приходится возиться, так это чёрный кофе с коньяком по-бретонски. Вроде бы всё делаю по рецепту, старый дворецкий ничего от меня не скрывает, никаких секретных ингредиентов нет, свежесмолотый кофе варю в турке, коньяк беру пятилетний, доливаю перед самой подачей, но всё равно так, как у него, у меня не получается до сих пор…
Мы собрались достаточно быстро. Месье Ренар сам лёгок на подъём, поэтому требует подобного и от меня. Где-то я слышал, что в русской армии солдат способен полностью одеться всего лишь за то время, пока горит серная спичка. Наверняка это выдумка, никто не может так быстро проснуться, собраться и встать в строй полностью готовым к бою. Какие-то сорок – сорок пять секунд… это же практически нереально?!
Но Крымская война показала нам и всей Европе, что русские способны и не на такое, благо, что в те годы я уже твёрдо знал, на чьей стороне правда. И всегда был благодарен моему учителю за то, что он научил меня следовать за сердцем. Ибо лишь сердце выбирает путь справедливости, а разум всегда склонен к поиску компромисса…
– Куда прикажете, джентльмены? – вежливо уточнил гнедой кебмен с длинной волнистой гривой и неожиданно голубыми глазами.
– Видите ли, мы с моим верным оруженосцем намерены немножечко порыцарствовать и кое-кого спасти. Так что отвезите нас в тихое заведение мисс Рози, – конкретизировал Лис, и возница понятливо хмыкнул.
Вряд ли во всём припортовом Лондоне был хоть один извозчик, который не слышал бы о тех самых игривых кисках. Любой корабль, бросивший якорь у наших берегов, знал, где именно его моряков ждут самые яркие впечатления, томная нега, расслабление и тайна, о которой не узнает никто, ибо она навсегда канет в пустом кошельке клиента, очнувшегося утром практически голым, с жуткой головной болью, но всё равно счастливым…
А ты стоишь на берегу
В синей юбке,
Я от тебя не убегу,
Я не юркий.
Но украду из трёх недель
Хоть три ночи,
А там ещё макрель под эль,
Вкусно очень!
И как зачем-то говорил Саша Го́рдон,
Качает бренди нас с тобой,
Е-е-ма-а-а…
Но я готов облобызать город Лондон
За то, что свёл меня с ума…
Я думал о другом, возможно, лишь поэтому не особо вслушивался в пение. Зато месье Ренар, казалось, весь превратился в слух и жадно внимал каждой ноте. Хотя чего такого уж особенного он мог там услышать, Ньютон же шестикрылый? Примитивная уличная песенка в стиле лёгкого парижского шансона. Если кому-то нравится, почему нет?
Кебмен мягко дал по тормозам, обитые железом колёса остановились на крупной брусчатке мостовой. Мы вышли на узкую улицу перед ухоженным двухэтажным оштукатуренным особняком, выкрашенным в розовые и голубые цвета. Мой учитель обернулся и, доставая две монеты из кошелька, тихо, как бы про себя спросил:
– И давно ли в конский профсоюз принимают женщин?
Наш водитель замер столбом. В голубых глазах показались слёзы.
– О нет, я уже насмотрелся сегодня… Мисс, не знаю, как вас, но не могли бы вы подождать нас здесь минут десять? Думаю, мы управимся.
– Добро, – кивнул(а) кебмен(ша).
«Добро»? Кто так говорит? Нормальные люди или «близкие к природе» скажут: «хорошо», «само собой», «разумеется», «как пожелаете», да всё что угодно, но… «добро»?! Я почувствовал, что в груди назревает жгучее желание выдать в ответ что-нибудь эдакое в казачьем духе, у того же Фрэнсиса это получается на раз, но тогда…
– Она кобыла?! – вдруг дошло до меня.
Месье Ренар вперил в меня возмущённый взгляд.
– Майкл, как ты можешь?! Никто не смеет называть леди кобылой! Это, конечно, совершенно логично и естественно с точки зрения животноводства, но всё ещё чрезмерно вульгарно в отношении «близких к природе». Мне глубоко стыдно за тебя.