Если любишь - солги - читать онлайн книгу. Автор: Кира Калинина cтр.№ 84

Лучше не спрашивать.

Меня отпустили через полтора часа.

Встав посреди яблоневой аллеи, я запрокинула голову к высокой синеве и с наслаждением вдохнула чистый прохладный воздух. Возвращаться в коттедж не хотелось, хотелось света, простора, свежести, и я пошла гулять. День был приветливым и ясным, яблони готовились цвести.

Совсем недавно я верила, что жизнь на континенте течёт весенним ручьём — к благоденствию и счастью, бессознательно носила в себе предчувствие лучшего будущего, как, наверное, миллионы людей. Мне и в страшном сне не могло присниться, что в пригороде блистательного Шафлю стоят трущобы, и жители поднимут бунт, чтобы их сохранить. И я никогда не слышала о подрывной организации "Континент без магии". Из слов Хельги, точнее, из того, как они были сказаны, складывалось впечатление, что организация эта не единственная. А если вспомнить оборотней с их складом оружия…

Мир копил в себе ненависть и готовился сойти с ума. В предчувствии этого сумасшествия кто-то создал оргаматов, неотличимых от людей, и спрятал их в подвале на окраине столицы. Отнюдь не для того, чтобы превратить Верити Войль в Рити Ловьи. Это мелкий случай, одно поручение из многих. В переулке Лудильщиков велась какая-то тайная работа — возможно, на протяжении многих лет.

А были ещё поверенные сьера В. К., о сходстве которых с Фосером и Сумсо я не сказала. Потому что не спросили. Знание — это оружие. Конечно, я отвечу на все вопросы, расскажу, что знаю, но какие-то мелочи постараюсь удержать при себе. Второстепенные детали, наблюдения, предположения, домыслы... Может быть, это никогда не пригодится. Но должно быть нечто, что есть у меня и чего нет у мажисьеров.

Существует ещё одна сила — теперь это ясно окончательно. Сила, которая создала Фосэра, Сумсо и поверенных, а значит, в научном и магнетическом отношении превосходит официальный Магистериум. Где бы ни был центр этой силы, внутри Магистериума или вне его, она себя ещё проявит. И хорошо, если у меня сохранится хотя бы крошечная возможность для манёвра.

Я глубоко ушла в раздумья, позволяя ногам самим выбирать дорогу. Очнулась от оклика:

— Дамзель! Вам не стоит здесь находиться.

Путь мне преградил рослый мужчина в тёмно-серой форме с незнакомыми нашивками. У него были холодные глаза и чёрная палка в руках.

— Мне можно... — от неожиданности не сразу удалось собраться с мыслями. — Мне разрешили свободно ходить по территории полигона.

— Только не здесь, дамзель, — отрезал человек в форме, демонстративно похлопывая палкой по раскрытой ладони. — Прошу вас удалиться.

Я уставилась на него с оторопью. И вдруг осознала, куда меня занесло.

Красные вешки через каждые три метра, высокие столбы, ряды туго натянутой проволоки, тонкой, как гитарные струны. А за проволокой — толпа голых людей.

Я больше не могла думать о них иначе, как о людях, хотя многие обросли шерстью и перьями, имели хвосты и по-звериному вытянутые морды. Нерешительно, по одному, они подвигались к проволочной ограде, будто их тянуло магнитом.

А ведь магнит — это я, смотрели они на меня. Так смотрели, будто я их последняя надежда — то ли на жизнь, то ли на смерть.

И они взывали ко мне... Я не сразу поняла, что это за тягостный монотонный звук наплывает с той стороны. Они стояли неплотной стеной и глухо тянули одну рвущую душу ноту: у-у-у-у.

Охранник шагнул к ограждению, гаркнул что-то грубым голосом и ударил палкой по проволочным струнам. Ограждение откликнулось электрическим гудением, по воздуху пробежала дрожь. Люди с той стороны ахнули и отшатнулись, звеня оковами.

— Видите? — охранник повернулся ко мне. — Честное слово, дамзель, шли бы вы по-хорошему.

Он крепче сжал рукоять своей палки. Стрекала...

С той стороны, за спинами оборотней, появились другие охранники. Поверх формы на них было подобие доспехов — шлемы, нагрудники, накладки на плечи, локти и колени, но не из стали, как у рыцарей минувших веков, а из какого-то чёрного материала, на вид легче и пластичнее любого металла, но наверняка достаточно прочного, чтобы защитить от когтей и зубов.

Охранник прав: лучше уйти. Я видела достаточно. Вышки со слепыми сейчас прожекторами; это от них в небе по ночам гуляли сполохи. Загоны, разлинованные тонкими проволочными прямыми. Приземистые бараки, в которых, должно быть, едва хватало места для узников, толпившихся сейчас на огороженной площадке.

Они сидели, стояли, лежали прямо на головой земле, утоптанной до твёрдости асфальта. Мужчины и женщины, взрослые и дети. Худые, измождённые, с запавшими глазами и бескровными лицами, на руках и ногах огромные синяки от забора крови, густые до черноты. У них брали слишком много. И не давали времени прийти в себя, восстановить силы.

Сорок тысяч. В таких вот лагерях по всеми континенту. В клетках из гудящих болью струн, доведённые до изнеможения, до предела отчаяния, без единого шанса на спасение. Медленно умирающие.

Ферма в поместье Карассисов — курорт по сравнению с этой... скотобойней.

Я на секунду зажмурилась, ужаснувшись сама себе. Курорт? Ещё одна скотобойня, только более комфортабельная.

Я уходила прочь, а вслед мне неслось протяжное: у-у-у-у.

Выражение протеста? отчаяния? укора? ненависти? мольбы?

Сорок тысяч.

Тайные силы, игры в полуправду и недомолвки, попытки угадать и выгадать, — всё это ничто по сравнению с дремучим, бесчеловечным ужасом у меня за спиной.

Я не доверяла мажисьерам. Наверняка они многое от меня скрыли. Но если "Ночное зеркало" прекратит мучения этих несчастных, я сделаю всё, чтобы найти проклятый источник.

На утро третьего дня объявился Дитмар. Постоял в дверях столовой, не столько осматривая зал, сколько позволяя всем увидеть себя, пружинисто прошёл к моему столу и уселся напротив — в безупречном костюме, холёный, самоуверенный. Весь блеск и стиль, будто сейчас со светского приёма.

— Рад видеть вас в добром здравии, Верити. Я беспокоился.

Пальцы у меня похолодели, утренний омлет комом встал в горле.

— Если вы ждёте извинений, — посуровел Дитмар, — то напрасно. Мужчина не должен извиняться за страсть.

Суровость его была не всерьёз. В гиацинтовых глазах плясало веселье, взгляд, сходу пропоров одежду, бесцеремонно обшарил мою грудь, поднялся к лицу. Взгляд победителя, обладателя, хозяина положения, торжествующего над жертвой.

Выдержать этот взгляд было выше моих сил, и я уткнулась в тарелку, в желтую яичную массу с красными и зелёными вкраплениями. Красные — помидоры, зелёные — петрушка. Щёки предательски горели.

— Магистериум очень рассчитывает на ваше добровольное сотрудничество, — голос Дитмара зазвучал неожиданно мягко. — Мне запрещено дотрагиваться до вас даже пальцем. И никаких афродизиаков. Но они и не нужны, верно? Мы оба знаем, что вас влечёт ко мне не меньше, чем меня к вам. Не бойтесь своих желаний, Верити. В плотской любви нет ничего дурного или ужасного. Она естественна… как этот омлет перед вами. Вы ведь не стыдитесь того, что испытываете голод и стремитесь его утолить? Голод, жажда, потребность в телесных наслаждениях — явления одного порядка.