Шпион и предатель. Самая громкая шпионская история времен холодной войны - читать онлайн книгу. Автор: Бен Макинтайр cтр.№ 60

Начиная с Able Archer Рональду Рейгану передавали основное содержание политических донесений Гордиевского в виде регулярных сводок, поступивших от одного источника. Высказывая суждение уже задним числом, Гейтс писал: «Наши источники в Советском Союзе, как правило, снабжали нас информацией о тамошних вооруженных силах и военных исследованиях и разработках. Гордиевский же предоставлял нам сведения о том, как мыслит их руководство, — а как раз такой информации у нас было кот наплакал». Рейгана «глубоко трогало» то, что он читал, потому что он понимал, что эти сведения исходят от человека, который находится где-то внутри советской системы и рискует жизнью. Информация, поступавшая через МИ-6, «очень высоко ценилась в ЦРУ, и к ней допускали лишь узкий круг лиц, да и те знакомились с ней только на бумажных носителях и в условиях строжайшей секретности» ^[56], а потом ее перекомпоновывали и отправляли в Овальный кабинет. Разведданные Гордиевского подводили прочную основу под «убеждение Рейгана в том, что необходимо предпринимать более заметные усилия не только для ослабления напряжения, но и для прекращения холодной войны». В ЦРУ относились к этому с пониманием, но чувствовали раздражение и сгорали от любопытства, желая узнать: откуда же все-таки поступает этот бесперебойный поток секретов?

Шпионы обычно видят в собственной деятельности что-то исключительное и ценное, но правда о шпионаже заключается в том, что он редко меняет расклад сил всерьез и надолго. Политики высоко ценят секретную информацию именно потому, что она секретная, однако секретность сама по себе не делает ее надежнее другой — совершенно доступной — информации, а часто случается даже наоборот. Если у противника имеются шпионы в вашем лагере, а у вас — в его лагере, то мир, быть может, становится чуть-чуть безопаснее, но, по существу, в гонках по этому загадочному и неизмеримому кругу под названием «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю…» вы снова и снова попадаете на точку старта.

Однако изредка шпионы все-таки оказывают большое влияние на историю. Дешифровка немецкого кода «Энигма» помогла укоротить Вторую мировую войну по меньшей мере на год. Успешный шпионаж и стратегический обман послужили подспорьем для Сицилийской операции и для высадки союзников в Нормандии. Внедрение советских агентов в сети западной разведки в 1930–1940-е годы предоставило Сталину значительное преимущество в его отношениях с Западом.

Круг таких шпионов, которые действительно что-то изменили в ходе мировых событий, узок и тесен, и Олег Гордиевский, безусловно, входит туда: он приоткрыл завесу над работой внутренних механизмов КГБ в переломный момент истории, не только рассказав о том, чем занята (и чем не занята) советская разведка, но еще и раскрыв мысли и планы Кремля, — и тем самым он в корне изменил представления Запада о Советском Союзе. Он рисковал жизнью, предавая свою страну и одновременно делая весь мир чуточку более безопасным. Как отмечалось во внутреннем секретном отчете ЦРУ, паника, вызванная учениями Able Archer, стала «последним пароксизмом холодной войны».

14 февраля 1984 года тысячи людей пришли на Красную площадь на похороны Юрия Андропова. Среди официальных лиц, представлявших разные страны мира, была и Маргарет Тэтчер в элегантном траурном платье. Ее фигура смотрелась несколько грузнее, чем обычно, из-за грелки, подоткнутой под пальто, — для защиты от московских морозов. Как она сказала потом вице-президенту США Джорджу Бушу, эти похороны стали «подарком небес» для отношений между Востоком и Западом. Тэтчер прекрасно сыграла свою роль. В то время как другие западные лидеры «рассеянно болтали между собой» во время похорон, а некоторые даже хихикали, когда гроб Андропова чуть не уронили, она с начала до конца церемонии сохраняла «надлежащую чинность». На прием в Кремль за Тэтчер последовал дородный британский телохранитель, у которого выпирали набитые чем-то карманы (оружием — решили кагэбэшники), а там неожиданно извлек из них пару туфель на высоких каблуках — сменную обувь для премьер-министра. Она сорок минут проговорила с преемником Андропова, старым и больным Константином Черненко, и сказала ему, что у них «есть шанс — возможно, последний шанс — добиться важнейших соглашений о разоружении». Черненко поразил ее своей старческой немощью — это был живой реликт коммунистического прошлого. «Ради бога, найдите мне какого-нибудь русского помоложе» ^[57] — с такой просьбой она обратилась к своим помощникам в самолете, летевшем назад в Лондон. На самом деле британские чиновники уже поняли, кто мог бы стать собеседником Тэтчер с советской стороны: они заметили восходящую звезду Политбюро — Михаила Горбачева.

Тэтчер исполнила свою роль безупречно, следуя сценарию, написанному отчасти и Гордиевским. Перед поездкой премьер-министра на похороны генсека Джеймс Спунер попросил Гордиевского подсказать, как Тэтчер лучше держаться в Москве. Тот сказал, что главное — это чинность и дружелюбие, но предупредил, что русские склонны к обидам и всегда остаются настороже. «Олег провел полный инструктаж, подсказал, как ей лучше вести себя, — говорил сотрудник МИ-6, отвечавший за анализ и распределение материалов из дела Гордиевского. — На трибуне она стояла в черном платье и меховой шляпке. Вышел обольстительный образ. Она подобрала ключ к психологии русских. Не будь Олега, она держалась бы гораздо жестче. Благодаря Олегу она узнала, как сыграть лучше. И русские это отметили».

Между тем в советском посольстве в Лондоне на встрече посольских работников, среди которых были и сотрудники КГБ, посол Попов сказал, что к появлению госпожи Тэтчер на похоронах Андропова в Москве отнеслись очень хорошо. «Подобающая случаю тактичность премьер-министра и ее блестящий политический ум произвели на всех глубокое впечатление, — доложил Попов. — Госпожа Тэтчер приложила все усилия к тому, чтобы очаровать своих хозяев».

Здесь круг разведки идеально замыкался: Гордиевский подсказал премьер-министру Британии, как лучше всего вести себя с советскими коллегами, а затем он сообщил ей о том, какая реакция последовала на ее поведение. Шпионы обычно поставляют факты, а анализом занимаются те, кто эти факты получает; Гордиевский же, пользуясь своим уникальным положением, мог истолковывать для Запада мысли, надежды и страхи КГБ. «В этом и заключалась суть пользы, которую приносил Олег, — говорил аналитик из МИ-6. — Он как бы залезал в чужие головы, постигал чужую логику, чужие рассуждения».

Шпионская деятельность Гордиевского носила одновременно позитивный и негативный характер: с одной стороны, он поставлял важные секреты, заблаговременные оповещения и соображения, с другой (и пользы от этого было не меньше) — заверял британцев в том, что резидентура КГБ в Лондоне в целом бездарна, что ее работа отличается такой же неуклюжестью, бесполезностью и лживостью, как и человек, который ею руководит. Аркадий Гук с презрением относился к своему начальству в Центре, однако бросался выполнять любые его распоряжения, даже самые нелепые. Услышав на BBC об учениях с крылатыми ракетами на авиабазе Гринэм-Коммон, резидент поспешил сфабриковать лживый отчет, из которого следовало, будто он заранее что-то знал об этих испытаниях. Когда в Британии начались массовые демонстрации против ядерного вооружения, Гук стал примазываться к ним и напрашиваться на поощрение, сочиняя, будто к этим протестам привели «активные меры» со стороны КГБ. А когда в Лондоне покончили с собой два советских гражданина — один работал в торговой палате, а вторая была женой сотрудника международной организации, — Гук проявил маниакальную подозрительность. Он распорядился отправить тела самоубийц в Москву и там провести экспертизу — с целью установить, не были ли они отравлены. Врачи КГБ догадались, чего от них ждут, и послушно подтвердили безумную версию резидента, хотя в действительности мужчина повесился, а женщина выбросилась с балкона. По замечанию Гордиевского, заключение врачей «являлось лишь еще одним свидетельством того, как паранойя, ставшая в нашем обществе вполне обыденным явлением, стимулировала у советских людей неврозы». Свою же собственную оплошность, допущенную в деле Беттани, резидент старательно прикрыл, заверив Москву, будто все это намеренное вранье, выдумки британской разведки.