Шпион и предатель. Самая громкая шпионская история времен холодной войны - читать онлайн книгу. Автор: Бен Макинтайр cтр.№ 13

Однако генерал, возглавлявший Управление «С», заартачился — из чистой вредности, какую нередко проявляет начальство, когда другое начальство пытается переманить чужого сотрудника к себе.

Поэтому все так и осталось по-старому — и оставалось до тех пор, пока Василий Гордиевский, завлекший Олега на службу в КГБ, не помог повышению младшего брата — причем самым неожиданным и радикальным способом, а именно — своей внезапной кончиной.

Василий уже много лет крепко пил. В Юго-Восточной Азии он заразился гепатитом B, и врачи запретили ему прикасаться к спиртному. Но он продолжал пить — и очень скоро свел себя в могилу в возрасте тридцати девяти лет. КГБ устроил ему пышные похороны с военными почестями. После трех оружейных залпов гроб, завернутый в знамя, опустили из катафалка на пол московского крематория. Гордиевский с горечью думал о том, как мало, в сущности, он знал о своем брате, которого ласково называл Василько. Мать и сестра — охваченные горем и несколько устрашенные присутствием кагэбэшных шишек, они стояли в обнимку чуть поодаль, — знали и того меньше. Антон явился на траурную церемонию в кагэбэшной форме и говорил всем, что гордится сыном, который всегда верно служил Родине.

Олег немного побаивался своего загадочного старшего брата. Он ничего не знал о нелегальной деятельности Василия в Чехословакии. Внешне отношения братьев казались близкими, но в действительности между ними пролегала широкая пропасть абсолютной секретности. Василий умер героем КГБ, у него имелись ордена и медали, и в итоге его заслуги, сыграв роль небольшого «морального рычага», благотворно сказались на карьере Олега, который не оставлял попыток перевестись из опостылевшего Управления «С» в британо-скандинавский отдел, под начало Якушкина. Полагая, что теперь наступил «самый подходящий момент» и начальству будет трудно в очередной раз отказать брату человека, умершего из-за последствий службы в КГБ, он снова вернулся к вопросу о переводе. с крайней неохотой отдел нелегалов наконец отпустил его. Были поданы документы на оформление датской визы, в них указывалось, что Гордиевский отправится в Копенгаген вторым секретарем советского посольства. В действительности же теперь он был сотрудником отдела политической разведки Первого главного управления КГБ в должности, которую ранее занимал Михаил Любимов.

Датчане могли бы отказать ему в визе, поскольку подозревали, что Олег работает на КГБ. Однако они решили, что лучше дать ему приехать — и установить за ним пристальное наблюдение. В Лондон было сообщено о его возращении.

Снова всплыл вопрос о его сексуальной ориентации. Ведь Гордиевский так и не доложил начальству о попытке гомосексуального обольщения, совершенной двумя годами ранее. В МИ-6 рассуждали так: если бы он об этом доложил, то, скорее всего, его не послали бы за границу во второй раз, потому что, согласно кривой логике КГБ, каждый сотрудник, вызвавший интерес у западной разведки, немедленно навлекает на себя подозрения. В МИ-6 полагали, что Олег решил умолчать о попытке соблазнения, — тогда как в действительности он просто ее не заметил. «Напрашивался вывод, что он решил все скрыть», — записал один сотрудник британского ведомства. Ну, а раз Гордиевский утаивает позорный секрет от своего начальства и если к тому же предположения Станды Каплана о политических взглядах друга верны, то к этому русскому, пожалуй, еще стоит поискать подходы.

МИ-6 и ПЕТ готовились оказать ему теплый прием.

Ричард Бромхед был «нашим человеком в Копенгагене» и не слишком-то скрывал это.

Глава резидентуры МИ-6 в Дании — старомодный англичанин, получивший среднее образование в бесплатной школе, — был жизнерадостным и склонным к панибратству дядечкой. Людей, симпатичных ему, он называл «совершенными лапочками», а несимпатичных — «первосортными говнюками». Среди предков Бромхеда были поэты и искатели приключений. Семья его была родовитой, но обнищалой. Ричард окончил Марлборо-колледж, затем проходил воинскую службу в Германии, где ему поручили охранять 250 пленных немцев в бывшем лагере для британских военнопленных. («Комендант оказался олимпийцем по гребле. Мировой парень. Мы отрывались по полной».) Потом он поступил в Кембриджский университет, изучал там русский язык — и, по его собственным заверениям, забыл все до последнего слова, как только учеба закончилась. В Министерстве иностранных дел его завернули, работать в пекарню тоже не взяли, и он решил стать художником. Питаясь чуть ли не одним луком, он жил в обшарпанной лондонской квартирке и рисовал памятник принцу Альберту, когда один приятель подкинул ему идею — поискать место в Министерстве колоний. («Меня хотели послать в Никосию. Я сказал: „Чудесно. А где это?“»). На Кипре он оказался в частных секретарях у губернатора — Хью Фута. («Было здорово. И там был один чувак из МИ-6, он жил в саду, вот он меня и завербовал».) Попав в «фирму», он вначале получил назначение в Женеву и работал там под глубоким прикрытием в ООН, а затем — в Афины. («И там немедленно полыхнула революция. Ха-ха!») Наконец, в 1970 году, в возрасте сорока двух лет, ему доверили миссию МИ-6 в Копенгагене. («Меня вроде бы собирались отправить в Ирак. Но потом, как видно, передумали».)

Бромхед — высокий, красивый, безукоризненно одетый, всегда готовый пошутить и выпить, — очень скоро сделался знакомой фигурой в копенгагенских дипломатических кругах. Сам он свою подпольную работу называл «шатанием без дела».

Ричард Бромхед принадлежал к числу тех англичан, которые изо всех сил стараются казаться гораздо глупее, чем они есть на самом деле. Это был весьма виртуозный разведчик.

Едва приехав в Копенгаген, Бромхед вознамерился превратить жизнь своих советских противников в каторгу. с этой целью он начал действовать сообща с заместителем главы ПЕТ — склонным к юмору юристом Йорном Бруном, который «обожал активно досаждать дипломатам и прочим сотрудникам из соцлагеря, особенно русским, такими способами, которые практически не требовали финансовых затрат и почти не поддавались обнаружению». Для участия в «дразнительских операциях» (как называл их Бромхед) Брун отдал в его распоряжение двух своих лучших сотрудников — Йенса Эриксена и Винтера Клаусена. «Йенс был коротышка с длинными светлыми усами. А Винтер — великан, настоящий шкаф. Я прозвал их Астериксом и Обеликсом. Мы с ними страсть как поладили».)

Одной из их любимых мишеней стал кагэбэшник по фамилии Братцев. Стоило только этому человеку войти в копенгагенский универмаг, как Клаусен проникал в трансляционную рубку и объявлял на весь магазин: «Господин Братцев из КГБ, вас просят подойти к окошку справочного бюро». После третьего такого вызова КГБ отправил Братцева обратно в Москву. Другой жертвой стал рьяный молодой сотрудник резидентуры, пытавшийся завербовать датского парламентария, который тут же доложил обо всем в ПЕТ. «Этот депутат жил в городке в двух часах езды от Копенгагена. Мы обычно просили его позвонить русскому и сказать: „Приезжайте немедленно, мне нужно сообщить вам нечто страшно важное“. Русский ехал к депутату, тот поил его водкой и скармливал ему всякую чушь. Потом русский ехал обратно, сильно под мухой, писал длиннющий отчет для КГБ и, наконец, в шесть утра ложился спать. А в девять ему опять звонил депутат и говорил: „Приезжайте немедленно, мне нужно сообщить вам нечто страшно важное“. Наконец, у русского случился нервный срыв, и он бросил это дело. Ха-ха! Датчане были большие молодцы».