Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Пинкер cтр.№ 165

Евгеника – еще одно движение, название которого используют как идеологическую дубину. Викторианский энциклопедист Фрэнсис Гальтон первым предположил, что генофонд человечества можно улучшить, мотивировав талантливых людей вступать в брак друг с другом и рожать как можно больше детей (позитивная евгеника), хотя, когда эта идея распространилась, она стала включать и запрет на размножение «неприспособленных» (негативная евгеника). Многие страны насильственно стерилизовали преступников, умственно отсталых, психически больных и прочих изгоев общества. Нацистская Германия скопировала законодательство о насильственной стерилизации со Скандинавии и США, а организованные ею массовые убийства евреев, цыган и гомосексуалов часто называют логическим продолжением негативной евгеники. (На самом деле нацисты скорее обосновывали это заботой об общественном здоровье, а не отсылками к генетике и эволюции: евреев сравнивали с вредителями, патогенами, опухолями, гангренозными органами и зараженной кровью ^[1190].)

Евгеника как движение оказалась навечно запятнана своей связью с нацизмом. Но сам термин уцелел – как средство опорочить ряд научных начинаний вроде практического использования достижений медицинской генетики, позволяющих родителям зачать ребенка без смертельного дегенеративного заболевания, и всей психогенетики, анализирующей генетические и средовые факторы индивидуальных различий ^[1191]. Наперекор исторической истине евгенику часто изображают как движение ученых, придерживавшихся правых взглядов. На самом деле ее продвигали прогрессисты, либералы и социалисты, в том числе Теодор Рузвельт, Герберт Уэллс, Эмма Гольдман, Джордж Бернард Шоу, Гарольд Ласки, Джон Мейнард Кейнс, Сидни и Беатрис Веббы, Вудро Вильсон и Маргарет Сэнгер ^[1192]. Евгеника, в конце концов, предпочитала реформы сохранению статус-кво, социальную ответственность – эгоизму, а центральное планирование – свободному рынку. Самое решительное отрицание евгеники опирается на классические либеральные и либертарианские принципы: государство – это не всесильный владыка, распоряжающийся жизнью людей, но институт с ограниченными полномочиями, в число которых не входит совершенствование генофонда нашего вида.

Я говорю о скромном вкладе науки в эти движения не для того, чтобы оправдать тех или иных ученых (многие из которых и правда к ним принадлежали), но потому, что каждое из них стоит понимать глубже, учитывая их контекст и не сводя память о них к использованию в качестве антинаучной пропаганды. Разного рода неверные трактовки учения Дарвина способствовали росту этих движений, но зародились они благодаря религиозным, художественным, интеллектуальным и политическим тенденциям своей эпохи: романтизму, культурному пессимизму, пониманию прогресса как диалектической борьбы или мистического предначертания и авторитарному высокому модернизму. Если мы считаем подобные идеи не просто вышедшими из моды, но и ошибочными, мы обязаны этим более совершенным научным и историческим подходам нашего времени.

~

Споры по поводу природы науки не ушли в прошлое с окончанием «научных войн» 1980-х и 1990-х, но продолжают определять ее место в американских университетах. Когда в 2007 году Гарвард пересматривал общие требования к образовательному процессу, предварительный доклад комитета разработчиков подавал изучение науки безо всякого упоминания о ее роли в системе человеческих знаний:

В принципе, это правда, но точно так же можно сказать, что архитектура создала не только музеи, но и газовые камеры, а классическая музыка не только стимулирует экономическую активность, но и вдохновляла нацистов и так далее. Однако на другие дисциплины это странное сопоставление полезного и гнусного авторы не распространили, умолчав при этом, что у человечества есть убедительные причины предпочитать знания и технологии невежеству и суевериям.

Недавно на некой конференции одна моя коллега подвела итог своим размышлениям о неоднозначном наследии науки: вакцина от оспы с одной стороны, исследование сифилиса в городке Таскиги – с другой. Эта история – еще один обязательный пункт типичного рассказа о злодеяниях науки: с 1932 года на протяжении четырех десятилетий специалисты в области общественного здоровья следили за развитием нелеченого латентного сифилиса на выборке из бедных афроамериканцев. По нынешним стандартам, исследование было абсолютно неэтичным, хотя его неэтичность порой преувеличивают, чтобы сделать обвинения поубедительней. Исследователи, многие из которых сами были афроамериканцами или активистами, обеспокоенными здоровьем и благополучием афроамериканцев, не заражали участников, как считают многие (ошибка, которая привела к появлению популярной теории заговора, будто СПИД был изобретен в лабораториях правительства США с целью контроля за численностью чернокожего населения). Но, учитывая обстоятельства того времени, исследование можно оправдать даже по стандартам наших дней: тогдашние средства от сифилиса (в основном соединения мышьяка) были токсичными и неэффективными, когда же появились антибиотики, их безопасность и эффективность в лечении сифилиса была неизвестна, зато было известно, что латентный сифилис часто разрешается самостоятельно, без лечения ^[1193]. Но что важней всего, приведенное моей коллегой сравнение пользы и вреда нелепо в нравственном отношении и демонстрирует разве что способность «второй культуры» лишать своих сторонников чувства меры. Оно подразумевает, что исследование в Таскиги – стандартная и неизбежная научная практика, а не вызвавшее всеобщее осуждение нарушение, и уравнивает единичный отказ уберечь от ущерба здоровью несколько десятков человек с предотвращением сотен миллионов смертей каждые сто лет отныне и навсегда.

Но стоит ли всерьез опасаться демонизации науки в учебных программах гуманитарных факультетов? Да, и по ряду причин. Хотя многие талантливые студенты с первого дня первого курса настроены изучать медицину или инженерные специальности, другие еще не определились, чему они хотят посвятить жизнь, и полагаются на мнение преподавателей. Что случится с теми, кого учат, что наука – это просто еще один нарратив, подобный религии или мифологии, что она мечется от революции к революции безо всякого прогресса и что она рационализирует расизм, сексизм и геноцид? Я видел результат – многие из них решают: «Раз так, я лучше буду зарабатывать деньги!» Четыре года спустя их интеллектуальные ресурсы оказываются задействованы в поиске алгоритмов, позволяющих инвестиционным фондам на несколько миллисекунд быстрее обрабатывать финансовую информацию, а не новых методов лечения болезни Альцгеймера или технологий улавливания и хранения двуокиси углерода.