Лев Троцкий. Враг №1. 1929-1940 - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Фельштинский, Георгий Чернявский cтр.№ 68

Разрываемая консервативными и радикальными политическими силами, Испания стала фронтом противостояния международного фашизма и интернационального левого либерализма. Первый был представлен Германией и Италией, оказывавшими Франко помощь на правительственном уровне. Второй — всеми остальными. Здесь были и сторонники «западной» демократии, и коммунисты с троцкистами, и синдикалисты с анархистами. Испания стала магнитом, который притянул всех соскучившихся по революционным схваткам и уставших от мира людей. На правительственном уровне им помогала только одна страна: сталинский Советский Союз. Под вымышленными, обычно испанскими именами в Испанию стали прибывать советские командиры, летчики и танкисты. Несколько старших офицеров прибыли туда для инструктирования испанской правительственной (демократической) армии. Но наибольшее внимание Москва уделяла шпионажу, вербовке, перевербовке и расправам над теми оказавшимися в Испании людьми, которых НКВД объявлял неугодными. Именно в Испании была совершена вереница убийств иностранных противников Сталина (реальных и воображаемых).

Несмотря на то что ПОУМ подвергалась ожесточенным атакам со стороны просталинистских организаций и в самой Испании, и за ее пределами, нападки на ПОУМ со стороны Троцкого и Интернационального секретариата все более усиливались. При этом раздражение по отношению к бывшему стороннику Нину было настолько резким, что Троцкий использовал для критики даже «буржуазные» печатные издания. В частности, он дал интервью 19 февраля 1937 г. корреспонденту французского «буржуазного» агентства Гавас, обрушившись на «блокистскую тактику» ПОУМ, причем интервью было опубликовано не только во французских, но и во многих английских и американских газетах ^[501].

В течение недолгого времени ПОУМ являлась наиболее мошной организацией в Европе, которая с известными, правда весьма существенными, оговорками принимала сторону Троцкого, который, казалось, должен был бы это понимать и быть намного осторожнее в своих оценках. Тем не менее негативное отношение Троцкого к ПОУМ и ее лидерам сохранялось ^[502]. Нина Троцкий обзывал не иначе как «испанским Мартовым», что в устах Троцкого было ругательством. Безапелляционность Троцкого была вызвана не столько его укоренившимся с годами фанатизмом и догматизмом коммунистического теоретика, сколько ощущением, что гражданская война в Испании — последняя практическая точка опоры, при помощи которой можно было перевернуть весь мир, то есть развернуть если не всемирную, то во всяком случае общеевропейскую перманентную революцию. Троцкий и сам собирался отправиться в Испанию, чтобы непосредственно возглавить это мощное революционное движение. По его просьбе ряд испанских революционных деятелей обратился с официальным ходатайством о разрешении Троцкому прибыть в Каталонию. Региональное правительство, однако, эту просьбу единодушно отвергло. Сделано это было, в частности, после того, как советский генеральный консул в Барселоне бывший единомышленник Троцкого Антонов-Овсеенко пригрозил премьеру Каталонии Луису Компанису, что в случае прибытия Троцкого в Испанию СССР прекратит оказание какой бы то ни было помощи испанскому республиканскому правительству ^[503].

С момента убийства Кирова в СССР стал нарастать политический террор, развязанный Сталиным против собственной советской номенклатуры. Вскоре после убийства были арестованы Зиновьев, Каменев и некоторые другие бывшие деятели объединенной оппозиции. На состоявшемся 15–16 января 1935 г. суде над 19 лицами подсудимые были признаны виновным в том, что несут морально-политическую ответственность за смерть Кирова, и приговорены к различным срокам наказания: Зиновьев к 10 годам заключения, Каменев — к пяти, остальные — к различным срокам от 5 до 10 лет тюрьмы. Но этот суд оказался самой первой прелюдией. Аресты и ссылки стали постоянной практикой. Виктор Серж, вырвавшийся из советского ада, рассказывал Седову, что в Оренбурге совсем недавно было 15 ссыльных, а затем стало 200. «Большевики-ленинцы», то есть сторонники Троцкого, по словам Сержа, делились на «твердых» и «гуманитарных» (сам Серж причислял себя ко вторым): «Твердые считают, что репрессии правильны по отношению к другим, но неправильны по отношению к б[ольшевикам]-л[енинцам]. Вторые считают, что неправильны по отношению ко всем. Среди ссыльных большие разногласия. Старик Эльцин сказал: «Нас соединяет ГПУ» ^[504].

Процессы и террор были для советского режима не новостью. Но прежние процессы предположительно касались врагов, членов других политических партий или беспартийных лиц. Теперь же на публичный суд выставлялись коммунисты, и не просто коммунисты, а старая ленинская гвардия, вожди революции и государства, те, кто являлись соратниками «великого Ленина». Разобраться в этой вакханалии невозможно было никому: ни обвиняемым, ни очевидцам. Более полугола велось следствие по делу об «антисоветском объединенном троцкистско-зиновьевском центре». «Следствие» заключалось в том, что из обвиняемых выбивали признательные показания в обмен на туманные обещания сохранить жизнь им и близким. В течение всего «следствия» Сталин лично руководил фабрикацией обвинений, причем наиболее активную помощь ему оказывал Каганович, который непосредственно вел приготовления к суду, а затем следил за его проведением. Каганович усердствовал, так как среди арестованных в это время был его заместитель по Наркомату путей сообщения Я.А. Лившиц, и Каганович опасался, как бы в «троцкизме» не обвинили его самого. Переписка Кагановича со Сталиным проливает свет на то, какой системой доказательств пользовалась прокуратура и насколько Сталина и его помощников интересовала истина. Вот что писал Каганович о показаниях Е.А. Дрейцера и Р.В. Пикеля ^[505] (выбитых следователями НКВД): «Прочитал я показания мерзавцев Дрейцера и Пикеля. Хотя и раньше было ясно, но они со всеми подробностями раскрывают истинное бандитское лицо убийц и провокаторов — Троцкого, Зиновьева, Каменева и Смирнова. Теперь уже абсолютно ясно, что главным вдохновителем этой шайки является эта продажная стерва Троцкий. Пора бы его объявить «вне закона», а остальных подлецов, сидящих у нас, расстрелять» ^[506].