Сергей Львович Седов почти не интересовался политикой. Отец писал, что он «повернулся спиной к политике лет с 12-ти: занимался гимнастикой, увлекался цирком, хотел даже стать цирковым артистом»
[397]. В 16 лет он ушел от родителей, чтобы не чувствовать себя связанным проживанием в Кремле, подальше от политических баталий в верхах. Повзрослев, Сергей проявил серьезный интерес к технике. Он окончил Московский механический институт имени Ломоносова, стал заниматься теплотехникой, двигателями внутреннего сгорания. Совместно с коллегами, двумя видными специалистами того времени, он опубликовал монографию, которая получила высокую оценку профессора В.И. Сороко-Новицкого, написавшего к ней предисловие
[398].
Сергей работал преподавателем в Московском авиационном институте и по совместительству в Дирижабельном учебном комбинате
[399]. В то же время он проявлял серьезный интерес к литературе, особенно западной. Брат его супруги через много лет вспоминал о нем как о «технаре с гуманитарными склонностями»: «Весь его облик был настолько далек от всяких ассоциаций с неистовым организатором Красной армии, каковым я привык считать Троцкого с детства, и тем более со злейшим врагом советского народа, каковым его считали вокруг, что в такое почему-то не хотелось верить»
[400]. Сергей чувствовал в последние недели, что над его головой сгущаются тучи. Он писал своей матери в конце 1934 или в самом начале 1935 г.: «Дома у меня обстановка такая, что и рука не поднимается ее описывать. Да и не стоит этого делать. На службе у меня тоже начались какие-то неприятности, пока еще в виде слухов, чем кончится — не знаю. Хотя тон моего письма и получается довольно мрачным, но настроение у меня не упадническое. Уповаю на будущее»
[401].
Обыск, произведенный в комнате, где проживали совместно Сергей, его первая жена Ольга Эдуардовна Гребнер и его вторая жена Генриетта Михайловна Рубинштейн (таковы были жилищные условия Сергея: он не имел возможности разменять свою жилплощадь, чтобы отселить первую жену), показал пришедшим к нему сотрудникам НКВД, что Сергей, при всем своем пренебрежении политикой, сохранял не только глубокую любовь к своему отцу, но и уважение к его политическим взглядам и деятельности. Согласно протоколу обыска в Главное управление государственной безопасности (ГУГБ) НКВД, занимавшееся в СССР и за границей политическими делами, было доставлено: «1) Большое количество рукописей, рукописных материалов и печатных материалов Льва Давыдовича Троцкого, являющихся по заявлению арестованного Седова архивом Троцкого, охватывающим период 1918–1927 год (даты приблизительные). 2) Личная переписка [Сергея] Седова с Троцким в том числе и телеграммы, во время пребывания Троцкого в Алма-Ате и за границей. 3) Большое количество разных фотоснимков Троцкого. 4) Записные книжки и адреса, записанные Седовым. 5) Гнусный контрреволюционный пасквиль, обнаруженный в красной папке, в которой хранились разные вышивальные рисунки. Папка лежала в чемодане. 6) Клинок, грамота ЦИК СССР о награждении Троцкого орденом Кр[асного] Знамени, штык и именной нож Троцкого»
[402].
По невнимательности, нерадивости или просто малограмотности энкавэдэшники не забрали книгу «Освобожденный Дон Кихот» с дарственной надписью «Дорогой Лев Давидович! Очень прошу об отзыве, хотя бы по телефону. А. Луначарский» (это была прекрасно изданная в 1922 г. пьеса Луначарского, который пытался поставить героя Возрождения в современные условия и придать его образу сугубую политическую актуальность) и треугольный штамп «Личная библиотека председателя Реввоенсовета», которые так и остались в семье сына Троцкого в качестве драгоценных реликвий
[403].
Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 14 июля 1935 г. Сергей получил, казалось бы, сравнительно мягкий приговор — пять лет исправительно-трудовых работ в концентрационном лагере на Соловках. Вслед за этим, 20 июля, наказание ему было еще более смягчено: он был сослан в Красноярск на тот же срок
[404]. Несколько позже вторая жена Сергея Генриетта вместе с крохотной дочерью Юлей была отправлена в ссылку на Крайний Север, в поселок Ягодное в 542 километрах к северу от Магадана
[405], причем Троцкие не имели никаких достоверных сведений о том, что происходит с их младшим сыном после последнего адресованного матери письма, полученного в начале 1935 г. Но они понимали, что происходит что-то неладное. Записи в дневнике Троцкого, который в феврале — сентябре 1935 г., он вел исправно, свидетельствовали о том, насколько были обеспокоены родители. 2 апреля 1935 г. Троцкий записал: «Если его действительно выслали, то исключительно по мотивам личной мести: политических оснований не могло быть!» На следующий день Наталья сказала ему обреченно: «Они его (Сергея) ни в коем случае не вышлют, они будут пытать его, чтоб добиться чего-нибудь, а затем уничтожат». 4 апреля записал: «Все текущие «мизерии» личной жизни отступили на второй план перед тревогой за Сережу, Александру] Л [ьвовну], детей». Запись от 5 апреля: «Н[аташу] томит мысль о том, как тяжело чувствует себя Сережа в тюрьме (если он в тюрьме), — не кажется ли ему, что мы как бы забыли его, предоставили собственной участи». Запись от 10 апреля: «О Сереже никаких вестей и, может быть, не скоро придут. Долгое ожидание притупило тревогу первых дней»
[406].
Весной 1935 г. в Москве побывала А.К. Клячко, которая пыталась узнать о судьбе Сергея. Никаких сведений она не получила, зато ей предложили немедленно покинуть советскую столицу
[407]. В июльском номере «Бюллетеня оппозиции» появилось проникнутое болью письмо Седовой о Сергее
[408]. Она рассказывала о его жизненном пути, была уверена, что Сергей арестован по указанию Сталина из мести Троцкому. Призывая создать международную следственную комиссию, Наталья писала, что «при молчании и безнаказанности мстительные действия Сталина могут скоро принять непоправимый характер», иными словами, она считала, что без протестов мировой общественности Сергея непременно убьют. Вскоре появилось еще одно письмо Седовой, в котором сообщалось, что на протяжении последних месяцев она посылала небольшие денежные суммы жене Сергея. Однако 6 ноября Норвежский кредитный банк, через который направлялись переводы, известил, что «получатель не мог быть найден по указанному адресу»
[409].