Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929 - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Фельштинский, Георгий Чернявский cтр.№ 96

Так или иначе, но с конца 1927 г. Троцкий работал уже не на современников, а на потомков и историков. Но органы советской контрразведки, преувеличивая масштабы и характер его деятельности, не считали, что война закончена. Информационное письмо ОГПУ, с триумфом сообщавшее корявым бюрократическим языком о разгроме оппозиции, делало вывод, что основные битвы, оказывается, еще впереди: «Небывалый идейный крах и организационный развал оппозиции в результате ее острой и длительной борьбы с партией, устранив ее с политической арены, как самостоятельный политический фактор, не привел, однако, к полному уничтожению оппозиционных групп. Дезорганизаторская работа по подрыву ВКП(б) и пролетарской диктатуры не прекращается. В ходе этой подрывной работы внутри оппозиционных фракций возник ряд процессов, всестороннее освещение которых необходимо для определения современного идейно-политического лица оппозиционных групп и их политической значимости в стране».

Далее обосновывалась необходимость репрессий против Троцкого и его сторонников. Ягода и его сотрудники объявляли, что троцкистская фракция «представляла собой замкнутую, партийного толка организацию, имевшую к тому же свою твердую внутреннюю дисциплину, свою печать, технику и твердые кадры, подбиравшиеся в течение ряда лет. Ко времени 15 партсъезда эта организация окончательно эмансипировалась от ВКП(б) и противостояла ей как политическая организация антибольшевистских, отщепенческих элементов». Эту «подпольную контрреволюционную организацию» необходимо было разгромить, как откровенного врага, используя все доступные средства, применяемые «на поле боя» ^[717].

К началу 1928 г. были задержаны и находились в заключении приблизительно полторы тысячи оппозиционеров ^[718]. Один из них, болгарский коммунист Георгий Андрейчин, «с удивлением» вспоминал, как грубо обращались с ним и другими оппозиционерами во Внутренней тюрьме ОГПУ на Лубянке и в Бутырской тюрьме, где он находился перед отправкой в ссылку. «Об условиях в этом аде я когда-нибудь напишу. Дантов Ад — это игрушка и шутка», — писал он уже из ссылки Троцкому. Больше всего его возмущало, что он сидел в тюрьме вместе с нэпманами, кулаками, растратчиками и убийцами, то есть теми, кто действительно заслуживал, по его мнению, заключения. Он вспоминал, как нэпманы ему говорили: «Смотрите, какую тюрьму вы нам устроили, — пеняйте сейчас». А один из охранников в бане, когда заключенные мылись, сказал Андрейчину: «Нужно расстрелять и тех, и других большевиков — то есть и вас, и сталинцев. Что дала мне эта ваша революция? До войны я мыло подавал баринам, а сейчас меня сделали тюремщиком и опять с мылом!» ^[719] Вывод, который сделал Андрейчин, заключался в том, что за десять лет советской власти «бо́льшая часть работников ГПУ переродилась и стала типичными полицейскими собаками, готовыми служить любому хозяину».

Не все оппозиционеры были готовы терпеть издевательства «полицейских собак» в созданных советской властью тюрьмах. Арестованная в январе 1928 г. большая группа москвичей устроила в Бутырской тюрьме настоящий бунт: они выбивали двери камер, разбивали окна, выкрикивали лозунги. Беспорядки были подавлены, его участники зверски избиты. ОГПУ, направляя доклад о происшедшем Сталину, завершало его словами: «Таким было поведение злейших врагов партии и советской власти» ^[720]. Местные органы ОГПУ также спешили доложить, что с оппозицией на подведомственных им территориях почти покончено. Докладная записка ГПУ Украины Кагановичу от 25 февраля 1928 г. была озаглавлена «О работе по бывшей оппозиции». Хотя в ней содержались признания в том, что в некоторых местах оппозиционеры еще пользовались авторитетом, в качестве опорных пунктов «врагов советской власти» нарочито назывались не наиболее значительные города республики, а Херсон, Кременчуг, Бердичев ^[721]. Впрочем, в другой докладной все же признавалась известная активность «троцкистов» в Киеве ^[722].

Не все руководство оппозицией было арестовано. Сталин надеялся и не исключал, что на пусть раскаяния, подобно Зиновьеву и Каменеву, со временем встанут прочие лидеры оппозиции и их «капитуляцию» можно будет эффектно использовать в пропагандистских целях. Судя по протоколам Политбюро, вопрос о депортации оппозиционеров на его заседаниях не обсуждался. Похоже, однако, что решение о высылке оппозиции в отдаленные районы страны и об удалении Троцкого из Москвы было принято этим высшим партийно-государственным органом 23 декабря 1927 г. ^[723], без занесения в протокол. Воля высшей партийной инстанции была оформлена затем 31 декабря как постановление Особого совещания при коллегии ОГПУ о ссылке активных деятелей оппозиции ^[724].

Само собой разумеется, это решение было принято по прямому указанию Сталина. По всей видимости, именно ему принадлежала идея представить высылку в качестве «крайней меры», связанной с тем, что лидеры оппозиции готовились к «побегу за рубеж». Фабриковались «тайные донесения», сообщавшие, будто И. Н. Смирнов, Мрачковский и другие оппозиционеры обсуждали вопрос о возможности «побега за границу» Троцкого, Радека и Раковского, что оппозиционеры из «военной группы» — Дрейцер ^[725] и Зюк ^[726] — ездили в Ленинград для выяснения возможности перехода границы, что с этой целью предполагалось «обработать» кого-либо из начальников погранотрядов. Для того чтобы еще больше запутать дело, сообщалось, что «за содействием» в организации бегства обращались к первой жене Троцкого Соколовской, проживавшей в Ленинграде ^[727].