– Теперь тебе нечего бояться. Мы вместе. Понимаешь?
Саммер слабо улыбнулась.
– Бедный солнечный зайчик, – проговорил
Майкл. – Боюсь, что сейчас у нас впереди твой ужас.
– Тактичный ты наш, – пробурчала Ди.
Они объяснили Саммер про кошмары. Как ни странно, она
испугалась меньше, чем опасалась Дженни.
– Я согласна на все, лишь бы выбраться отсюда, –
сказала она.
– Понимаю. Мы тут всего двадцать минут, а я уже от всей
души ненавижу это место, – заявила Ди. – Может, это клаустрофобия?
У двери Дженни немного помедлила, положив палец на кнопку.
– Думаю, ты не захочешь рассказать нам, что
нарисовала? – спросила она без особой надежды, ведь никто из остальных не
согласился.
– Почему? – с готовностью откликнулась
Саммер. – Я нарисовала неубранную комнату.
– Неубранную комнату? – удивился Майкл. – И
правда кошмар!
– Да будет тебе, Саммер, – сказала Одри чуточку
покровительственным тоном. – Всем будет проще, если ты признаешься.
Ди бросила на нее неодобрительный взгляд.
– Я же говорю. Это неприбранная комната.
– Все в порядке, Саммер, – улыбнулась
Дженни. – Мы разберемся на месте.
Она нажала на красную кнопку. Зажглась синяя лампа, и дверь
отъехала в сторону.
За ней открылась… неубранная комната.
– Ну вот, – вздохнула Саммер, увидев собственную
спальню.
Сколько Дженни знала Саммер, у той в комнате всегда царил
беспорядок. Ее родители были беженцами, приехавшими в город в шестидесятые
годы, и все в их доме было подержанным или слегка потрепанным, а сама Саммер,
как говорил Майкл, «виртуозно владела искусством захламления». Попадая в ее
комнату, человек обычно не замечал ни самодельных в пятнах занавесок, ни яркого
лоскутного одеяла на кровати, потому что на нем валялись всевозможные вещи.
В комнате, находившейся за зеркальной дверью, Дженни не
смогла разглядеть не то что одеяло, но даже кровать. Свободным оказался лишь
крохотный пятачок перед чуланом, а все остальное было завалено грудами хлама и
мусора.
Ди и Майкл захихикали.
– Да, солнышко, я тебе верю, это и правда
кошмар, – ухмыльнулась Ди.
Дженни вздохнула. Она не разделяла общего веселья.
– Ладно, нужно войти. Думаю, придется немного
прибраться – дверь должна быть где-то в дальней стене.
– Эй, погодите. Я принципиально не занимаюсь
неинтеллектуальной работой, – заволновался Майкл. – Кроме того, у
мена аллергия на пыль.
– Вперед, – скомандовала Одри, потянув его за ухо.
Они протиснулись между чуланом и грудами всевозможного
хлама. Дверь за ними бесшумно закрылась и исчезла.
– Кто говорил про клаустрофобию? – прошептал
Майкл.
– Cette chambre est une vrai pagaille, –
пробормотала Одри себе под нос.
– Что? – переспросила Дженни.
– Я говорю, жуткий беспорядок. Саммер, как ты такое
терпишь?
Голубые, как делфтский фаянс,
[1]
глаза Саммер
наполнились слезами:
– Моя настоящая комната не такая ужасная. Это же мой
кошмар, дураки.
– Почему же ты выбрала именно его? – спросила
Одри, ничуть не смягчившись.
– Мама никогда ничего не говорила мне по поводу
комнаты, но однажды к нам в гости пришла моя бабушка и чуть в обморок не упала.
Мне иногда даже в страшных снах снится то, как она меня тогда напугала.
– Перестань ее доводить, – шепнула Дженни,
наклонившись к Одри. Вслух же сказала: – Давайте расчистим проход вдоль стен и
проверим, нет ли там двери.
Кучи хлама отличались пестротой и разнообразием. Тут были
кипы мятой одежды, прошлогодние журналы, сломанные солнечные очки, спутанные
магнитофонные пленки, растянувшиеся эластичные купальники, стаканчики из-под
йогурта, мятые фотографии, разрозненные сандалии, высохшие фломастеры, огрызки
карандашей, перекрученные наушники, заплесневелые полотенца, несметное
количество белья и целый зверинец грязных плюшевых игрушек. А еще – погрызенная
собакой пластмассовая «летающая тарелка», сплющенный коврик для игры в
«Твистер» и жутко вонючий кокосовый матрас.
– Да тут целое паучье царство, – проворчала Ди,
разворошив одну из куч. – Ты когда-нибудь слышала про такую штуку, как
«Тайд»?
– Я верю в жизнь и даю жить другим, – философски
изрекла Саммер.
«Это и вправду в некотором роде кошмар», – подумала
Дженни.
Но Ди трудилась энергично, без устали, и Одри работала, хоть
и с брезгливой гримаской, но тщательно, и вскоре в завале обозначилась тропа.
От Майкла же толку было мало – он останавливался полистать каждый попадавший
ему в руки журнал.
В следующей куче оказался мусор иного рода – такой, что Одри
невольно сморщила нос. Почерневшая кожура авокадо, заплесневелые газеты и
пластиковые стаканчики с остатками неопознанных жидкостей.
Подняв коробку со всяким хламом, Дженни увидела под ней, на
деревянном полу, что-то вроде раздавленного цветка. Впрочем, для цветка у него
была слишком странная форма. Присмотревшись, Дженни разглядела небольшое рыльце
и крохотные скрюченные лапки. А-а-а! Это была дохлая мышь.
Дженни вздрогнула.
«Я к ней не притронусь, не могу, не могу!»
Ди соскребла находку с пола календарем за тысяча девятьсот
девяносто первый год и выбросила в чулан. Дженни внезапно почувствовала шепоток
страха, смутную тревогу, примешивающуюся к отвращению, которое она ощутила при
виде мыши.
Мусор становился все более мерзким, напоминающим содержимое
свалки, но никак не то, что можно найти в спальне пусть даже самой неряшливой
девчонки. Пища на всех стадиях разложения. Всевозможные виды отходов, отбросов,
нечистот.
Никто больше не улыбался.
Ди подняла рваную пасхальную корзинку и остановилась. От нее
исходил ужасный запах.
Ди поковырялась в искусственной траве своим длинным пальцем
и вдруг содрогнулась. В корзинке копошился клубок омерзительных белых личинок.
– О боже! – одним броском Ди отправила корзинку в
чулан, корзинка ударилась о дверь, и из нее высыпалось все содержимое.
Майкл с воплем отшвырнул журнал. Одри и Саммер вскрикнули.
Дженни ощутила быстрый ледяной укол страха.
– Саммер… а что именно говорила бабушка о твоей
комнате? – спросила она.
– О… она сказала, что она зарастает… – Глаза
Саммер тревожно расширились. – Она сказала, что в ней заведутся насекомые.
Она сказала, что комната выглядит так, как будто произошло землетрясение. Что
однажды я сама заблужусь в своей комнате и не найду дороги обратно.