Остров Д. НеОн. Первая книга - читать онлайн книгу. Автор: Ульяна Соболева cтр.№ 21

Иногда мне хотелось взобраться на самый верх мыса и броситься вниз головой, чтоб все это прекратилось, а иногда мне хотелось, чтобы он сорвался опять, и пусть весь мир сгорит ко всем чертям. И я провоцировала, убеждаясь снова и снова, что ему не все равно. Женщины коварны по своей натуре. Коварны с самого детства. Мы всегда чувствуем, если мужчина нас хочет, на уровне подсознания, каким-то первобытным инстинктом. А еще мы умеем это желание пробуждать, дразнить, поджигать угли и подливать бензина, чтоб запылало так… чтобы мы в этом костре сами сгорали до костей. И я горела. Каждый проклятый день горела, и мне хотелось утянуть его за собой.

Я видела, как он на меня смотрит, когда лежу в купальнике возле бассейна, как провожает взглядом, если надела короткую юбку. Тем самым тяжелым, свинцовым, от которого дрожит каждый нерв, и сердце трепыхается от триумфа и адреналина. С ним я превращалась в невменяемую стерву, в психопатку неадекватную, готовую на все, лишь бы покачнуть его равновесие. Понимала, что толкаю нас в бездну, и не могла остановиться. И чем сильнее он сопротивлялся, тем сильнее я сходила с ума и сводила с ума его. В какой-то мере это было местью за все те унижения, которым он подвергал меня в детстве, за все оскорбления и грязные словечки, которые кидал в мой адрес сейчас. Я хотела его падения… пусть и понимала, что падать мы будем вместе, а возможно, падать буду я сама.

Отношения Мадана с отцом становились хуже день ото дня. Я иногда слышала обрывки их ссор, видела, как мачеха рыдает у себя в комнате после того, как брат, в очередной раз хлопнув дверью, уходит куда-то, а отец кричит ему вдогонку, что он может больше не возвращаться. Потом ураган стихал, и вроде наступал штиль. Обманчивое затишье, в котором тикали часы, отсчитывая последние секунды до взрыва.

Все начало портиться после того, как застрелили адмирала Ранди во время церемонии вручения награждения офицеров подразделения Свободной Независимой Армии Республики — СНАР. К нам нагрянула полиция с обыском. Отца увезли в Капитолий для допроса. Я мало в этом разбиралась. Но как только порог нашего дома переступили люди в черном камуфляже, я бросилась в комнату Мадана и, забрав все листовки, засунула их в свой школьный рюкзак. Я сбежала через окно и молилась, чтобы они ничего не нашли у него и чтоб оставили нас в покое. Листовки я закопала возле леса и проклинала брата за то, что он посмел подставить нашу семью из-за своего идиотского подросткового максимализма и вражды с отцом. Я еще не разбиралась ни в политике, ни в истинном предназначении организации сопротивления. В тот момент я была просто влюбленной девчонкой. Влюбленной в своего собственного брата.

Самого Мадана я тогда нашла у своей одноклассницы. Пирс сказал мне, где он, когда я обзванивала всех его друзей и, наконец, дозвонилась до Ломдарти, который тоже ответил мне далеко не на первый звонок. Просто Пирс был ко мне неравнодушен, и когда я вытрясла из него правду, то побежала к дому этой сучки Мардж.

Мадан и правда оказался там, наверняка благополучно трахал ее всю ночь, пока у нас шел обыск и допрашивали отца с мачехой.

Родители Мардж уехали в командировку, и, увидев несколько знакомых спортивных автомобилей, я поняла, что ночью здесь была очередная гламурная вечеринка.

Правительственный городок, как вертеп грехов и тайных пороков, где каждый притворялся праведником, ходил по воскресениям в церковь, а на самом деле хранил свои постыдные скелеты в шкафу. Лицемеры, прикрывающиеся религиозностью и готовые осудить каждого за малейший проступок, даже не подозревали, что творят их собственные дети.

Пока родители решали проблемы глобального масштаба, отпрыски, предоставленные сами себе, устраивали апокалипсис местного разлива. С наркотиками, групповушкой и алкоголем.

— Найса! Убирайся отсюда! Тебя не приглашали! — Мардж округлила и без того круглые, чуть на выкате, карие глаза, когда я оттолкнула ее в сторону и ворвалась в дом. Повсюду царил хаос. Голые парни и девушки спали прямо на полу и на диванах. Пустые бутылки валялись под ногами, дорожки наркоты белели на столах, и в доме плотно повисла завеса табачного дыма.

— Мад! Я знаю, что ты здесь. Выходи, мать твою! — крикнула я, сжимая руки в кулаки.

— Убирайся из моего дома, ведьма! — шипела Мардж, но я не обращала на нее внимания.

— Мад!

Он вышел откудова-то сверху, спустился по лестнице, в одних джинсах и босиком, выволок меня из дома за шиворот и грубо толкнул в плечо:

— Ты следишь за мной, Гусеница? Всех друзей обзвонила? Что тебе надо, м-м-м? Отвали от меня!

— Не льсти себе. Ничего мне от тебя не надо. Отца увезли на допрос.

Мадан прищурился и презрительно ухмыльнулся. От него разило алкоголем, и глаза все еще были подернуты пьяной дымкой. Я никогда не видела его таким раньше.

— Меня не волнуют его проблемы. Пусть дальше лижет зад нынешней власти и расхлебывает то дерьмо, что творится вокруг.

Я бросила взгляд на Мардж — говорит при ней, значит, они заодно. Снова кольнуло больно в груди. Со мной он никогда не был откровенен. Родной и до безумия чужой. Настолько чужой, что от одной мысли об этом меня накрывало волной чудовищной боли.

— Он твое дерьмо расхлебывает! Твое! Может, вернешься и мать свою успокоишь? У нас весь дом вверх дном перевернули.

— А зачем ей я? У них у всех есть ты. Любимая доченька. Иди подотри ей сопли. Притворись, что любишь ее, лицемерка.

Я его ударила. Да так сильно, что ладонь вспыхнула болью. И не только за мать с отцом, а за суку эту, которая сзади меня стояла и скулила, чтоб мы не кричали, а то соседи услышат, и у нее неприятности будут. Так и хотелось шваркнуть ее об стенку, чтоб заткнулась. От одной мысли, что только что он ее имел, мне хотелось заорать до боли в горле и убить их обоих.

— Какой же ты урод! Самовлюбленный ублюдок, который корчится от зависти. Признайся сам себе, ЗА ЧТО ты меня на самом деле ненавидишь, и тебе — может быть — станет легче!

Он ударил в ответ. Ударил сильно, так что голова склонилась к плечу, и я пошатнулась, почувствовала, как по подбородку потекла кровь из разбитой губы. Это был первый раз, когда он поднял на меня руку. Но самое страшное — я не увидела в его глазах ненависти… он смотрел на меня с какой-то саднящей болью, и мне вдруг показалось, что это какой-то отвратительный спектакль. Для меня лично. Чудовищное представление, где Мадан и режиссер, и актер в одном лице, а зрители, которые должны поверить в реальность происходящего — это я и Мардж. И это отвратительней, чем если бы он был искренен в своей ярости.

— Ты мне никто, поняла? Ни-кто! И звать тебя ни-как! Не знаю, на какой помойке тебя вообще родили. Пошла вон! Больше никогда не следи за мной! Никогда не приближайся ко мне!

Я пятилась от него назад, вытирая кровь тыльной стороной ладони.

Не помню, как бежала прочь, вытирая слезы, захлебываясь обидой и отчаянным желанием сдохнуть. Я тогда спряталась на мысе и просидела там до самого вечера. Он не пришел за мной, как раньше, а я облизывала израненную губу и понимала, что уже и сама схожу с ума, срываюсь с какой-то грани, откуда нет пути назад. Но я там одна. Мадан не хочет быть там со мной. Он не изменился. Ничего не изменилось. Он все так же меня ненавидит. Я должна смириться… Смириться? Это слово было не про меня. Я не умела.