Ужас Данвича - читать онлайн книгу. Автор: Говард Филлипс Лавкрафт cтр.№ 130

Размер туннеля, по крайней мере вначале, составлял пятнадцать футов в ширину и высоту; стены, пол и сводчатый потолок состояли из обычной мегалитической кладки. На стенах изредка встречались традиционные картуши в позднем упадочном стиле; все конструкции и резьба на удивление хорошо сохранились. Пол был чистый, только слегка посыпанный детритом, на котором читались следы пингвинов, ведущие наружу, и следы тех, других, ведущие внутрь. По мере продвижения температура воздуха росла, вскоре нам пришлось расстегнуть свои теплые куртки. Мы гадали, нет ли внизу следов вулканической деятельности и какова там температура воды. Через несколько шагов кладку сменила сплошная скальная порода, при тех же размерах и правильной форме туннеля. Временами наклон становился таким крутым, что в полу было выбито подобие ступеней. Несколько раз нам попадались небольшие боковые коридоры, не обозначенные на наших схемах; спутать их с главным туннелем и заблудиться нам не грозило, зато можно было укрыться в них от нежелательных встречных, если они будут возвращаться из подземелья. Их невыразимый словами запах слышался очень ясно. Несомненно, при таких обстоятельствах спуск в туннель был чистейшим безумием, но есть люди, в которых тяга к неизведанному неодолима; без этой тяги не состоялась бы и наша экспедиция в загадочную полярную пустыню. По пути мы встречали новых пингвинов, прикидывали, сколько нам еще идти. Судя по резным изображениям, крутой спуск должен был продолжаться примерно милю, но опыт показывал, что на их масштаб не всегда стоит полагаться.

После четверти мили пути запах превратился в вонь, и мы стали тщательно примечать все боковые проемы. Пара, как на входе, мы здесь не различали: несомненно, потому, что не было температурного контраста. Воздух становился все теплее, и мы не слишком удивились, набредя на небрежно брошенную кучу вещей, очень нам знакомых. Это были меха и палаточная ткань из лагеря Лейка, порезанные на причудливые куски, но мы возле них не задержались. Чуть далее нам все чаще стали попадаться боковые галереи, причем более широкие, чем раньше, и мы поняли, что достигли разветвленной сети ходов под высокими предгорьями. К прежнему, безымянному запаху примешался другой, не менее мерзкий; чему его приписать, мы не знали, но подумали о гниющей органике и неизвестных подземных грибах. Совершенно неожиданно туннель раздался в ширину и высоту, и мы ступили в природную, по всей видимости, пещеру эллиптической формы, которой не было на резных рисунках; продольный размер ее составлял 75 футов, поперечный – 50; в гигантских ходах, открывавшихся тут и там, стоял загадочный мрак.

На первый взгляд ничто не указывало на искусственное происхождение пещеры, но, включив оба фонаря, мы определили, что она состояла из нескольких природных каверн, стенки между которыми были специально разрушены. Стены были шершавые, высокий свод зарос сталактитами, однако цельный каменный пол был выровнен и неестественно чист: ни детрита, ни обломков, ни даже пыли. То же можно было сказать о полах всех крупных боковых галерей – главный туннель, по которому мы шли, составлял единственное исключение. Мы тщетно ломали себе голову над этой странностью. Новый запах сделался таким зловонным, что прежний почти не чувствовался. Все это место, с его гладкими, чуть ли не глянцевыми полами, пугало и настораживало больше, чем все виденное ранее.

Больших пещер вокруг виднелось множество, но с выбором пути ошибиться было невозможно: ход напротив нас отличался правильной формой и был гуще усеян пингвиньим пометом. Тем не менее мы решили, что при первых же сложностях вновь начнем помечать путь бумагой, ведь пыли не было и следов не оставалось. Двинувшись вперед, мы обшарили лучом фонаря стены… и замерли на месте: резьба здесь резко отличалась от той, что осталась позади. Мы понимали, конечно, что туннель строился в период значительного упадка искусства, и арабески в его начале ясно об этом свидетельствовали. Но тут, в глубине туннеля, нас поразила внезапная и необъяснимая деградация рельефов – как по характеру рисунков, так и по их качеству. Снижение уровня мастерства наблюдалось и раньше, но ничто не указывало на то, что оно достигнет таких бедственных масштабов.

Новая скульптура была грубой и примитивной, тонкая деталировка полностью отсутствовала. Ленты рельефа, более глубокие, чем обычно, располагались примерно так же, как редкие картуши в начале туннеля, но выступающие части резьбы были утоплены относительно поверхности стены. Данфорт предположил, что это резьба по резьбе, – прежний рисунок, как в палимпсесте, был стерт и нанесен новый. Он представлял собой всего лишь грубый орнамент из спиралей и ломаных линий, приблизительно повторявших традиционный геометрический мотив Старцев – пятиконечную звезду, однако я бы назвал это не традицией, а пародией. Нас неотступно преследовала мысль, что дело не только в технике: нечто едва заметное, но глубоко чужеродное проникло, казалось, в саму эстетику рельефов. Данфорт предположил, что потому-то поздние скульпторы и взяли на себя немалый труд по переработке рельефов, что эстетическое чувство к тому времени полностью выродилось. Их работа и походила на искусство Старцев, и решительно от него отличалась; глядя на нее, я постоянно вспоминал такие примеры смешения стилей, как лишенные изящества скульптуры Пальмиры, выполненные в римской манере. Те, другие, тоже обратили внимание на этот резной поясок: на полу под одним очень характерным рисунком валялась использованная батарейка.

Но нам нельзя было терять время, и после беглого осмотра мы продолжили путь, хотя порой высвечивали попутные рельефы, чтобы не пропустить какие-нибудь новые тенденции. Но ничего такого не попадалось, а резьбы становилось все меньше, потому что множились проемы, ведущие в боковые туннели с такими же гладкими полами. Теперь мы не так часто видели и слышали пингвинов, хотя нам чудился иной раз их отдаленный хор, доносившийся из каких-то неведомых глубин. Новый необъяснимый запах сделался удушливым, тогда как прежний, безымянный, различался едва-едва. Из туннеля вновь повалили клубы пара, что говорило о перепаде температур и о близости скалистых берегов глубинных вод, никогда не видевших солнца. И тут, совершенно неожиданно, впереди на гладком полу что-то показалось, и это не были пингвины. Убедившись, что предметы, загораживающие проход, неподвижны, мы включили второй фонарь.

И снова я дошел до эпизода, излагать который язык отказывается. Я должен был бы уже привыкнуть и загрубеть, однако иные переживания оставляют в душе глубокие, неисцелимые шрамы – стоит коснуться чувствительного места, и в памяти всплывает былой ужас. Как я уже сказал, впереди на гладком полу что-то завиднелось, и, могу добавить, странная вонь ударила нам в ноздри с удвоенной силой, на сей раз явственно смешанная с прежней, безымянной вонью тех, других, что нам предшествовали. Второй фонарь помог нам с уверенностью опознать тела в проходе, и мы осмелились к ним приблизиться, но только после того, как убедились на расстоянии, что они причинят нам не больше вреда, чем шесть подобных им тел, выкопанных из звездчатых могил в лагере бедняги Лейка.

Они были покалечены не меньше, чем те, что покоились под холмиками, однако, заметив вокруг лужицы темно-зеленой вязкой жидкости, мы поняли, что с ними это произошло в не столь давние времена. Их было всего лишь четверо, тогда как из бюллетеней Лейка мы поняли, что в группу, которая нам предшествовала, должно было входить восемь особей. Меньше всего мы ожидали обнаружить их в таком состоянии и теперь задавали себе вопрос, что за чудовищная схватка произошла здесь, в потемках.