Буря стихала, выдохнувшись.
Любая буря, какой бы сокрушительной и сильной не была обречена на то, что, исчерпав себя, она уходит. Даже самая высокая волна когда-нибудь схлынет. Даже самый смертоносный пожар прогорит и время покроет пепелище новой травой.
Ненависть – сильное чувство. Но ненависть всегда тень любви. Так зачем стоять в тени, если можно пройти на светлую сторону?
Джудит протянула руку к конверту и сжала пальцы в кулак, заметив, как сильно они дрожат.
Что он написал ей? А что, если он больше её не любит? Что, если её упрямство разрушило его любовь к ней? После всего случившегося разве не глупо думать об этом?
Всё кончилось. Она скоро станет женой Белого Принц. Так отчего так сильно колотится сердце? Почему она чувствует себя птицей, у которой наконец-то расправляются крылья, которые она считала навеки перебитыми?
Сломав печать, она трясущимися руками вскрыла конверт.
На сером пергаменте чёрными чернилами было написано знакомым подчерком с острыми наклонными буквами:
«Северный док, причал 99, полдень, 23 августа. Возможно, это будет наше последняя возможность встретиться.
Скорее всего, и на это моё письмо я не получу ответа, но, как и в каждом из прошлых писем, напишу, потому что я хочу, чтобы ты это знала: я не о чём не жалею, ни в чём не раскаиваюсь.
Если бы сегодня передо мной стоял тот же выбор, что и в ту страшную ночь, я бы вновь поступил так же.
Если мне суждено было спасти твою жизнь, чтобы потерять тебя – так тому и быть».
Подписи не было. Она была и не нужна.
***
Утром продолжал моросить дождь, по мостовым расплывались огромные лужи, из-под колёс веером летели брызги.
Джудит припарковалась в конце улицы. Водителя с собой она брать не стала. Ни к чему ей были лишние глаза и уши, но сама она плохо ориентировалась в этой, малознакомой ей, части города. Оглядываясь по сторонам, она пошла по улице, надеясь увидеть хоть какие-нибудь указатели, но ничего даже близко похожего на порт или доки не было.
Но стоило пройти до конца улицы, как запахло морем, а дальше инстинкт повёл её вперёд.
Случайные прохожие бросали удивлённые взгляды на одинокую и красивую, дорого одетую девушку, идущую между складов и настоящего леса подъёмных кранов. Слышались свистки поездов – где-то неподалёку была ветка железной дороги.
Такое реальный мир, отличающийся от искусственной красивости, в которой существовала она сама. Мир Эдварда Райли. Этот мир нравился ей лишь потому, что был связан с тем, кого она любила.
Пройдя между складами, она вышла, наконец, к условленным докам. В этот момент из-за туч прорезались, наконец, первые лучи солнца, заливая набережную, полную людей и автомобилей, ярким белым светом.
Всё вокруг свистело, гремело и грохотало. У причалов стояли корабли и пароходы, огромные, как горы. Вдоль них двигался поток людей с чемоданами и узлами.
Джудит нервно взглянула на часы, обвивающие её тонкое запястье. Без пяти двенадцать. Может, Эд уже ушёл, не дождавшись её в очередной раз?
– Извините, – обратилась она к случайному прохожему, – это какой причал?.. Не подскажите, где причал 99?
Она бегом бросилась в указанном направлении, проклиная про себя неудобные высокие каблуки, застревающие в трещинах и выбоинах. От кораблей и пароходов к набережным тянулись канаты. Из труб клубами валил белый дым. Рабочие в комбинезонах сновали вверх и вниз по сходням, что-то перетаскивая кто в ящиках, кто в мешках.
Джудит остановилась, придерживая шляпку, которую не до конца успокоившийся после вчерашнего шторма ветер грозил сорвать. Она с отчаянием поняла, что не знает, как отыскать Райли во всей этой сумасшедшей толчее.
– Джудит?..
С сильно забившимся сердцем она обернулась и наконец увидела его, стоявшего у причальной тумбы. Он стоял, засунув руки в карманы, глядя на неё снизу вверх – Джудит стояла на лестнице, на несколько ступеней выше.
– Эдвард?
Он был в простой одежде: тонком пуловере, серой кепке и с матерчатым рюкзаком за плечами. В губах зажимал сигарету. Несмотря на то, что Райли казался уставшим, черты его лица заострились, а самого его словно присыпало серой пылью, он показался Джудит родным и…привлекательным. Ему шла эта истомленная серьёзность, тени под глазами и даже колючий, отстранённый вид.
– Эд! – поспешно спустившись, она приблизилась к нему.
Ей было видеть его так радостно и больно. Ей столько хотелось ему сказать! И в то же время она не знала, как начать разговор, что сказать.
– Ты, наконец, пришла, – во взгляде его не было радости, как и укора.
– Пришла, – кивнула она. – Но ты, похоже, этому не рад?
Он молча пожал плечами и кивнул в сторону ближайшей урны, откуда виднелась брошенная только что газета:
– Я только что прочёл о твоей помолвке. Прости, не знал, что ты теперь невеста. Наверное, мне стоит тебя поздравить?
Джудит в ответ лишь поглядела на него, молча, широко распахнув глаза.
– Когда писал письмо, я не знал, что помолвка назначена на 22.
– Хочешь сказать, что если бы знал, писать не стал?
Стало тоскливо. Почему они должны говорить друг с другом так? Ведь, возможно, это и правда последняя их встреча.
Райли пожал плечами:
– Главное, что ты пришла. У меня есть час до отплытия. Пошли, посидим где-нибудь?
Джудит чувствовала себя разочарованной. В своём воображении она представляла себе эту встречу совсем иначе.
Они двинулись по набережной.
– Здесь лишь дешёвые забегаловки, – прищурившись, проговорил Эд.
Зачем это говорит это? Чтобы уязвить её? Или предупредить?
Толкнув стеклянную дверь, Райли вошёл первым, она скользнула за ним. Внутри было душно, пахло жаренной картошкой. Почти все столики были заняты. К буфетной стойке выстроилась целая очередь.
Официантка в засаленном переднике, едва тащившая поднос с грязной посудой, едва не столкнулась с ними.
Райли, пристроив свой рюкзак на один из свободных стульев, кивнул Джудит, приглашая её присесть:
– Подожди, я сейчас приду.
Она молча села.
Всё это разительно отличалось от той жизни, к которой она привыкла. К вниманию Филипа, такого предупредительного и заботливого. Такого вежливого.
Вернулся Эд с двумя чашками кофе, впрочем, та бурая жидкость, что плескалась в чашках, скорее претендовала, чем действительно была этим прекрасным напитком. Но она всё же с удовольствием взяла чашку в руки, чтобы ощутить живительное тепло.
Так они и сидели друг против друга, обмениваясь взглядами, не зная, с чего начать разговор, а время шло.