И снова Нандус обвел взглядом толпу, ожидая воздействия своих слов.
– Я полон решимости перенести чудо прошлой ночи в день сегодняшний – и все те дни, что ждут нас в будущем. Я не хочу расставаться с грезой, воплотившейся в явь. Но я всего лишь один человек. И красивыми словами мир не изменишь. Нужны поступки. Поступки, угодные Всесоздателю Небесному. И потому я спрашиваю вас: вы готовы изменить облик нашего острова своими деяниями?
Нандус затаил дыхание. В этот миг решалось все. Поддержат ли его жители Туара? Удалось ли ему достучаться до их сердец? Кто скажет что-то первым? Или они смолчат?
– Да!
Лишь один голос прозвучал из толпы. Звонкий, чистый, как яркое весеннее утро после морозной ночи. Нандус помнил этот голос – и женщину, певшую слова молитвы рядом с ним. Линнеа! Он увидел белокурую хозяйку портового борделя на площади. Сегодня она снова нарядилась в яркое алое платье. Рядом с ней стоял Орландо, его капитан. И Орландо тоже крикнул:
– Да, мы готовы!
– Да! – поддержал его еще один облаченный в черное наемник.
И толпа словно пробудилась от дремоты. Сотни голосов зазвучали на площади.
Нандус воздел руки к небу. Он наслаждался происходящим. Какая сила! Вот это – подлинная власть!
– Я объявляю Туар вольным городом! Ни герцоги Швертвальда, так и не сумевшие подарить вам мир, ни Лига, желающая уничтожить вас, не будут править здесь! Три офицера из Черного отряда и три представителя города, которых вы выберете, будь то мужчины или женщины, с сегодняшнего дня будут принимать решения о судьбе Туара. Но мне и Черному отряду придется покинуть город. Остался еще один бой, последний. Мы должны завершить эту войну. И я обещаю вам справедливость! Вот что нужно Цилии! Мы отберем у прежних правителей власть, поскольку они не способны дать нам то, что важнее всего: справедливость!
– Справедливость! – повторил за ним многотысячный хор голосов. – Справедливость!
Замок Роз, Туар, полдень, 19-й день месяца Вина, год второго восхождения Сасмиры на престол
Этот проклятый верховный священник и словом с ним не перекинулся! Он поднял бунт против Лиги и втянул в это его солдат, ничего не спросив.
– Справедливость… – фыркнул Вольфхард фон Уршлинген.
Он был в ярости. Нет в этом мире никакой справедливости. Власть достается сильному, а не справедливому. Да, иногда наделенный силой справедлив, но так случается редко. Вольфхард знал, что ему следует действовать предельно осторожно. Нандус Тормено завоевал сердца его людей. Если дело дойдет до открытого противостояния, фон Уршлинген уже не был уверен в том, кому может доверять. Верховный священник знал, как впечатлить публику. Сначала его победа над великаном Гидеоном, а вчера – над Морской Ведьмой… Слишком много солдат видели, как Нандус сражался. Как верховный священник в сияющих доспехах стоял среди языков пламени, разя живых мертвецов. Он один! И как он застрелил Морскую Ведьму… А эта его идея заставить всех петь вместе, наемников и жителей Туара…
Да, от Нандуса нужно избавиться! Вольфхард фон Уршлинген прибыл в Цилию в поисках места, где можно было бы укрыться. Хотя бы на время и подальше от империи. Он искал город или мелкое селение, где ему ничто бы не угрожало, пока императрице не надоест охотиться на людей, выступивших против нее в ее борьбе за трон. А потом, когда начнется война с ханством, императрице Сасмире понадобится и он сам, и его отряд. В этом Вольфхард был уверен. Но до тех пор…
Если он позаботится о том, чтобы Нандуса Тормено не стало, то купцы и негоцианты в Совете Лиги будут ему благодарны, в этом не было никаких сомнений. «Справедливость»! Фон Уршлинген покачал головой. Совету такие разговорчики придутся не по нраву. Кто знает, что верховному священнику взбредет в голову дальше? Контроль над ценами на товары? Ограничение на размер прибыли?
Совет Лиги будет весьма доволен, если Нандуса Тормено постигнет судьба, рано или поздно ожидавшая каждого, кто избрал путь героя.
Вольфхард вновь перечитал строки написанного им письма: внешность верховного священника – седые волосы, аскетичное узкое лицо – и вид его доспеха, все еще покрытого глубокими вмятинами после столкновения с Человеком-вороном. Не забыл фон Уршлинген описать и место в строю, которое Тормено обычно занимал во время путешествия. Указал, где войско остановится на привал после первого дня пути из Туара. Он даже перечислил все слабые места в доспехе священника.
– Хаген?
Невысокий молодой рыцарь, ждавший за тяжелой дубовой дверью, вошел в комнату в башне. На пухлых губах играла смущенная улыбка, каштановые волосы растрепались. У Хагена не было ни семьи, ни влияния, да и сбережения уже истаяли: он отдал крупную сумму за возможность сбежать из империи. Что ж, едва ли он еще пригодится Черному отряду.
Сложив пергамент, Вольфхард запечатал письмо.
– Николо Тримини должен непременно получить это послание. Ты и сам знаешь, что скакать по лесу опасно, но мне все равно, что ты предпримешь, чтобы выполнить задание. Главное – передай письмо. Сегодня! Если ты справишься, я сделаю тебя одним из командующих офицеров Черного отряда.
Хаген с серьезным видом кивнул:
– Для меня это большая честь.
«Да и умом этот парень не блещет», – подумал фон Уршлинген. Все в городе знали, что в лесу засела рыжая лучница. Она перехватит Хагена. И потом сможет нанести удар по Нандусу Тормено.
Октагон, Туар, день, 19-й день месяца Вина, год второго восхождения Сасмиры на престол
Октагон в Туаре был меньше, чем в Далии, где Нандус обычно читал проповеди. «Для Всесоздателя Небесного на этой скале тоже мало места», – подумал Тормено. Ему не нравилась теснота этого города. И Нандус был рад, что уже скоро уедет из Туара.
У единственного входа в восьмиугольную башню стоял Бертран, но Нандус почти не видел его: в башне было всего одно окно – круглый проем на самой вершине купола. Широкий столб света, лившегося в храм, окружала полутьма. Три яруса в октагоне могли вместить до пяти сотен верующих во время службы, но сейчас в полумраке Тормено лишь смутно различал ряды сидений.
Нандус зажег лампаду с ладаном. Ему нравился этот аромат, нравилось смотреть, как вьются над лампадой голубовато-серые струйки дыма, колыхаясь в темноте. В спокойные и благополучные времена верховные священники не пользовались особой благосклонностью мирян, и Нандус знал, что на проповедях он слишком давит на совесть своей паствы и слишком часто говорит то, чего никто не хочет слушать.
Фабрицио, его среднему сыну, проповеди давались куда лучше. Юноша не прошел испытание в Красном монастыре и потому не мог стать верховным священником, зато священник из него получился отличный. Его проповеди захватывали толпу, и после службы люди покидали октагон в приподнятом настроении. И к нему на удивление часто обращались как к духовнику, ведь в разговоре с глазу на глаз Фабрицио умел проявить сочувствие и сопереживание. Нандус был уверен, что хоть Фабрицио и не стал верховным священником, он сможет подняться достаточно высоко в церковной иерархии, если не будет растрачивать свою душу на вино и красоток-блудниц. Сейчас, вернувшись в Далию, Фабрицио старался держаться подальше от этой войны. Первенец Нандуса, Джулиано, после событий у Туара тоже не желал далее принимать участие в войне. Впрочем, Джулиано всегда старался быть сыном, которым Нандус мог бы гордиться, он даже простил ему казнь Рутгера. Он так отчаянно хотел, чтобы отец любил его…