Теми самыми, которых у него минутой назад и вовсе не было! И, если полуистлевшее лицо могло что-то выражать, то это выражало угрозу и ненависть.
– Чёрт! – прорычал я, поражённый ужасным зрелищем до глубины души. – Синтия! Прекрати это наконец!
Она засмеялась потусторонним смехом, и в тоже время это был так хорошо знакомый мне её смех!
– Я же говорила! Я предупреждала тебя! Зря ты мне не верил.
Она обезумела от одиночества?
Никого из Элленджайтов нормальными не называли, но даже для нас это – слишком!
Я тяжело вздохнул, пытаясь сообразить, что мне делать. Трудно играть не зная правил.
А зомби по-прежнему смотрел на меня.
Потом я услышал влажный, чмокающий звук. Не в силах поверить в то, что вижу, я смотрел на то, как кости с молниеносной быстротой обрастают сухожилиями, мышцами, сетью сосудов. Выглядело это ужасно! Хуже обыкновенного разложения. Словно пространство взорвалось мясом, кровью и жилыми, и они оплетали до этого почти чистый скелет.
Я хотел отвернуться, закрыть глаза, но не получалось.
Я продолжал смотреть, а сердце билось у самого горла.
Вскоре он стоял передо мной – перед нами обоими, – похожий на живьём освежёванного. И, казалось, никуда не спешил.
– Теперь, Альберт, тебе придётся выполнить свою часть, – откуда-то издалека раздался голос Синтии. – Тебе придётся напоить его своей кровью. Дать ему её столько, сколько нужно.
Услышав голос, зомби дёрнулся, покачнулся и медленно повернулся в мою сторону. И во всей этой кровавой мешанине костей и мышц я не мог не узнать знакомые черты.
Я нервно сглотнул, чувствуя дикую сухость во рту.
О, Боже! Неужели же всё это происходит на самом деле?
Открыв глаза, я понял, что передо мной фигуры уже нет. А через мгновение почувствовал, как сильные руки смыкаются вокруг моего тела, прижимают к бесчувственной, по мертвому холодной, груди. Как бесчувственный рот, словно акулья пасть, прижимается к моим губам, вызывая фейерверк боли в теле, высасывает жизнь, опустошая, уничтожая.
Я снова заново ощутил тот миг, когда сделал шаг с перрона под металлические колёса идущего состава и те немилосердно разрывали моё тело на части, не давая подняться, передумать, отползти на безопасное от смерти расстояние.
«Всё было лишь сном, – понял я. – На самом деле я умер. Мы все умерли. И теперь существуем в аду, повязанные нашей кровавой похотью, жестокостью и ненавистью».
Жестокие пальцы мертвеца с чертами Ральфа рвали моё тело, проникая во внутренности; кровь заполняла мой рот, переливаясь в него.
У меня не было сил вырываться.
Мы оба рухнули на пол. Мне захотелось истерично рассмеяться – Ральф как всегда был сверху!
Моё тело пульсировало болью, а сознание – безумием и отчаянием. В этом беспросветном мраке мне никогда не выбраться на свет.
Катрин была лишь иллюзией. Недостижимой и светлой. Но если она существовала в реальности, всё это – то, что нас окружало, то чем мы были и не могли перестать быть, не могло коснуться её.
Последним усилием воли я заставил свечи заполыхать ярким факелом.
Всё вокруг заволокло ослепительным светом. Его было так много! Он был таким ярким! Этого должно хватить, чтобы монстры остались на тёмной стороне, а то, что живо и безгрешно, должно существовать дальше, но без нас.
Когда действительно любишь – отпускаешь.
Сознание моё уходило. Мир уплывал. Или мы уплывали от мира? Неважно.
Главное, что и в смерти мы оставались вместе: три тёмные души, связанные кровью, тёмной страстью и извращённой, запретной, но такой сладкой любовью.
Я ли пришёл за ними? Они ли за мной? Какая теперь разница? Мы, наконец, снова вместе.
А Кэтти, мой маленький ангел, бог даст, избежит семейного проклятия и, вопреки всему, сумеет обрести в этой жизни если и не радость, так хотя бы покой.
Глава 25. Линда
Жизнь – сложная… шутка ли, штука, система, устройство?
Сложно сказать конкретно, что такое жизнь, но она безусловно не проста. В ней ничто не бывает однозначным. Порой нам кажется, что мы выигрываем в то время, как на самом деле терпим поражение и – наоборот.
Жизнь одна большая задача со многими неизвестными, решить её правильно удел единиц.
Получив в своё время шанс наняться к Элленджайтам, Линда считала это сорванным джек-потом. Целью её существования многие годы было выбиться в люди, вырваться за очерченный определёнными обстоятельствами круг.
Она так сильно этого хотела, что словно бы продала душу дьяволу и – получила желаемое. Но это обернулось для неё кошмаром.
Кошмар начался в Хрустальном Доме. В Кристалл-Холле он и закончился. И Линде ещё относительно повезло. Она была скорее свидетелем, чем участником истории.
Но и того, что пришлось пережить, с лихвой хватит на всю оставшуюся жизнь, чтобы до конца дней держаться подальше от слишком ярких, необычных людей и искушающих бескрайними возможностями перспектив.
Эллиндж отнял у Линды много – гораздо больше, чем взял: родителей, веру в людей, душевный покой и её, и – Мередит.
После похищения младшая сестра вернулась сама не своя. Правда, отмалчиваться не стала, рассказала всё.
Линда не знала, чему ужасаться больше: её увлечением Ливианом? Или тому, что первым мужчиной в её жизни стал его брат, Артур?
Мередит надеялась, что Артур сдержит слово. Позвонит иди придёт. Сделает хоть что-то, чтобы она могла выбрать его!
Но Артур не явился ни на второй день, ни на третий, ни на четвёртый. Он пропал, словно его и не было, а в глазах вечно жизнерадостной младшей сестрёнки появилась тоска. И то, с какой надеждой Мередит каждый раз хваталась за мобильник, стоили тому запищать, вызывало у Линды желание найти Артура и придушить его.
Она бы, наверное, так и сделала, если бы это было возможным.
Но если жизнь чему-то Линду и научила, так это тому, что от всех, в ком течёт змеиная голубая кровь, нужно любыми путями держаться подальше. Как бы Мередит не страдала, то, что Артур так и не появился лишь к лучшему. Прежде всего для самой Мередит.
Лучше отстрадать один раз и излечиться, чем мучиться раз за разом всю жизнь.
А ничего, кроме страданий, отношения с такими, как братья Брэдли (или, правильней сказать – Кинги?) дать не могло.
Линда не смогла бы точно назвать ту минуту, даже день, когда мысль убраться из города, плюнув на все кажущиеся и реальные блага, взяла над ней верх? Когда родилась и окрепла? Наверное, в тот момент, когда Мередит, живая и невредимая физически, но полностью опустошённая духовно, вернулась от Кинга.