Возможно, по каким-то своим, негритянский, критериям он был красив. Ну, или по меньшей мере, привлекателен. Я не знаю. Плохо разбираюсь в неграх.
– Я сказал, убери свои руки от девушки! – угрожающе двинулся в мою сторону.
В школе сегодня праздник какой-то? Представление за представлением! И всё со мной в главной роли! Люблю быть центром внимания. Люблю вызовы.
Я улыбнулся ему как можно очаровательней, стараясь на все сто процентов попасть в тот образ пидора, который парни его типа рисуют в своём воображении.
– Ты явно что-то напутал, мой сладкий, – тягучим и липким, как густой мёд, голосом, протянул я. – Не я тяну руки к девушке, она сама ко мне тянется.
Чтобы Ньевес (чёрт! Кажется, я, таки, вспомнил её имя?) перестала сучить своими ручками, мне пришлось сгрести её в охапку, прижимая к себе как можно крепче.
Девчонка вопила и отбивалась, как будто я её уже прилюдно насиловал.
Поигрывая мускулами, негр героически вышел вперёд:
– А ну отпусти!
– Да лови!
Я толкнул Ньевес вперёд с тем расчётом, чтобы чёрный мачо успел красотку подхватить, подстраховав от падения. Но тот и не подумал этого делать. Испаночка не слишком изящно приземлилась попой на асфальт.
Дьявольщина! Не в чём и ни на кого, кроме себя, нельзя рассчитывать.
Маленькой детали хватило, чтобы понять – Ньевес для черномазого только повод нарваться на драку. Напряжённо молчание со стороны моих скорпиончиков служило лишним тому подтверждением.
И чего ж это я последнее время избегал посещать школу? Да тут почти так же прикольно, как в отцовских катакомбах: интриги-игры-драки-секс.
Негр был явно родом не отсюда, а откуда-то издалека. В Эллендже все давно знали, что сила Кингов не лежит на виду; что наша показная хрупкость вкупе с девичьей красотой такая же обманка, как болота, прикидывающиеся зелёными лугами.
Только сунься – поминай, как звали.
Негр видел перед собой лишь хрупкий манекен, досадно упустив из памяти то, что самые смертоносные змеи большими размерами не отличаются.
У негра кулаки были размером с мою голову. Достигни такой молоток цели, любой череп треснет, как яичная скорлупа.
Проблема для него в том, что он меня не достанет.
Уходить от его ударов было одно удовольствие. Тяжелый, массивный, сильный, негр был неповоротлив, как медведь.
Полагаю, чёрненький и сам это понял. Надеюсь, он успел пожалеть об опрометчивом решении ввязаться со мной в драку до того, как я вырвал ему яйца? Несмотря на то, что он, откровенно говоря, нисколько не погрешил против истины громогласно озвучив мою сексуальную ориентацию, я не люблю, когда мне в лицо гаркают вороньим голосом «пидор». Это, в конце концов, вульгарно.
– Энджел, мать твою, Кинг! Ты что творишь!?
О! Господин директор? Точно! Господин директор!
Сам припожаловал. Собственно, персоной.
Повезло негритосу. И мне, может быть, тоже. Изуродуй я его всерьёз, у нас обоих будут крупные неприятности.
– Иди за мной, Кинг! – рявкнул на меня директор.
Он не шёл, а прямо стремительно катился, часто перебирая маленькими ножками спеша нырнуть в свой кабинет.
– Садись! – рыкнул он.
Я сел.
Вообще, когда хомячки пытаются рычать – это забавно. Хомячки и сами это знают, но всё равно, время от времени, почему-то это делают.
Господин директор сел в кресло напротив, промокая испарину на лбу белым платочком.
– Кинг, тебя не было в школе две недели…
– С половиной, – флегматично добавил я, рассматривая туфли.
Они были в грязи.
Терпеть не могу грязные туфли. Меньше, конечно, чем пробки и, кажется, негров, но всё равно, грязь на обуви – это омерзительно.
– За те четверть часа, в которые ты осчастливил нас своим присутствием, Кинг, ты успел разбить машину Ньевес Санчес, едва не убил Родригеса Пуэлло! Ты – ходячая катастрофа! Когда пропускаешь занятия нам приходится писать кучу документации во все возможные инстанции, а когда приходишь… – он снова промокнул взмокшую лысину. – Приходится вызывать полицию! Вот именно – полицию! – осенило его благой идеей. – Именно так я и сделаю!
– Не стоит, – покачал я головой.
Директор потянулся к телефонной трубке, но я успел первым положить на неё руку.
– Я должен! – с пафосом простонал он.
– Не должны.
– Нет, должен! Я больше не стану тебя терпеть! Моя обязанность положить конец всем творимым тобой безобразиям!
– Настоятельно рекомендую вам об этом забыть. К чему вам неприятности?
– Неприятности? – нервно облизнул он губы.
Я ласково ему улыбнулся в лучшей Кинговской манере:
– Конечно. Вы же не думаете, что, создав неудобства мне, избежите их для себя? Мы же достаточно… – я многозначительно понизил голос, насмешливо глядя ему в глаза, – близко с вами знакомы, чтобы перестать сомневаться в том, что я умею уладить любую проблему, так же легко, как и создать её.
– Твой отец точно не обрадуется очередному инциденту! Может быть это заставит его обратить внимание на твоё поведение?
– Было бы неплохо, – с энтузиазмом согласился я. – Но – вряд ли. Мой отец многое повидал в своей жизни, ничем-то его не проймёшь. В отличие от вашей жены, которую, наверняка не порадует наша с вами маленькая, как мы оба знаем, незначительная, мимолётная, но имевшая место быть, интрижка. Женщины – они такие ранимые существа! У неё, чего доброго, может случиться сердечный приступ, гипертонический криз или нервный срыв.
Наши взгляды встретились. Я видел, что его буквально трясёт от ярости и страха.
– И не только жена, – прямо-таки медовым голосом добавил я, – но и общественность? Как вы думаете, что скажут родители учеников, узнав, что в свободное от работы время вы спите с вашими учениками?
– Я не сплю с моими учениками!
Голос директора сорвался на фальцет.
– А как же я? – развёл я руками. – Разве я не учусь в вашей школе?
– Ты чёртово отродье! – дрожащим голосом прошипел он, как змея, которой наступили на хвост.
– Это вам трахать меня не мешало.
– Это гнусная клевета!
Я рассмеялся:
– Ну, полноте, успокойтесь. Не усердствуйте в своей лжи. Мы же тут одни. Так к чему весь театр? И я, и ты знаем оба – было то, что было.
– У тебя нет доказательств!!!
Выдержав паузу, я медленно и насмешлив выдохнул ему в лицо:
– Ты уверен?
– Да.
– Тогда ты дурак. Конечно, они у меня есть. Ради них я с тобой, лысым ослом, и перепихнулся. Или ты думал, я сделал это, проникнувшись жгучей страстью к твоему отвислому пузу?