– Катрин? А что – Катрин? Она моя будущая жена.
– Жену поставим на постамент уважения и поклонения и будем носить цветы к её ногам, а любовницы? Это ведь куда более приземлённые создания. Даже и не знаю, кем быть более тошно.
– Мне кажется, ты забегаешь вперёд со всеми своими возмущениями и выводами. Если я правильно понял, выполнять поручение отца ты не намерена?
Сандра не ответила, отвернувшись.
– Пошли пить чай? – предложил я, вздохнув. – Или предпочитаешь кофе?
Взгляд девушки скользил по деревьям, что явно не один год скучали по ножовке хорошего садовника. Нужно будет распорядиться обрезать тут всё, пока поднявшаяся со всех сторон зелень не обратит округу в непролазные джунгли.
Дом оставался прежним и всё же изменился. Как всё в этой жизни. И от этого было одновременно и грустно, и сладко. Как не стремись удержать понравившиеся мгновения, полюбившихся людей в неизменном состоянии – это невозможно.
И это правильно.
Синтия в роли хлопочущей на кухни хозяйки это явление столь странное, что, пожалуй, ничего более непривычного со мной и не случалось.
– Ты сама пекла печенье? – покосился я на вазочку с выпечкой.
– Нет, конечно, такие продаются во всех супермаркетах. Но ты ведь по магазинам не ходишь? Ну что? – стрельнула она в нас взглядом. – Пообщались? О чём говорили?
– Просто поболтали, – отозвался я.
Какое-то время мы завтракали в молчание.
– Ты ведь не скоро собираешься вернуться в дом? – поинтересовалась Синтия, видимо желая рассеять напряжённую атмосферу за столом.
– Нет, – дал я тот ответ, который она и хотела услышать. – Можешь жить тут, сколько захочешь.
– Мне теперь требуется для этого твоё разрешение?
– По всей видимости да, раз ты спрашиваешь.
– Ну, тогда спасибо. Однако, свадьбу всё равно играть будем тут. Как видишь, я делаю всё возможное и невозможное, чтобы наша семья восстала из пепла в подобающем блеске, сразу напомнившем людям о нашем былом величии.
– Если считаешь, что это необходимо – так и делай.
– А воскрешение Ральфа станет моим свадебным подарком.
Я едва не подавился сухим кексом, закашлявшись.
– Выпьем за это? – отсалютовала она фарфоровой чашечкой, радостно улыбаясь.
– Весьма странный подарок, с учётом всех обстоятельств, – наконец удалось вымолвить мне. – Какую роль в воскрешении нашего кузена ты отводишь мне?
– Твоё дело – не мешать. Хотя, возможно, потребуется твоя кровь. Это позволит свести необходимые жертвы к минимуму.
– Отлично! Тогда, если вы не против, дамы, я бы предпочёл не задерживаться дольше необходимого. У меня так много дел…
– Ну, конечно, – с понимающей усмешкой кивнула Синтия.
***
Хрустальный Дом – склеп воспоминаний. Каждый угол дышит памятью. Дорогой, любимой, причиняющей боль. И так на каждом шагу.
Переживать свою эпоху сложно. Пока мы живём с теми, кто родился, рос, дышал теми же понятиями, что и мы сами, мы даже не представляем, насколько крепко привязаны к своему времени.
Выйти за установленные рамки – как уехать на чужбину без возможности вернуться.
Невыносимо улавливать сходство. Ещё страшнее видеть изменения.
Если бы этот новый Кристалл-холл запомнили дорогие мне люди, оставшиеся навсегда в своём времени, как бы радовался я всем этим новинкам!
Зная Ральфа, в глубине души я страшился его появления. Он был не из тех, кто легко смиряется с неприятными для себя вещами. Очнувшись после векового сна, разъярённый, опасный как для себя, так и для окружающих, вряд ли он будет счастлив.
Интересно, Синтия нарочно собирается бросить братцу Сандру? Как игрушку? Или как громоотвод?
Странную, непохожую на всех, кого мы знали в прошлом, Сандра наверняка привлечёт его внимание. Ральф любит сражения. Любит мериться характерами.
А ещё он не знает к людям ни сочувствия, ни жалости. Это их с Синтией роднит.
Мне стало жаль девушку. В её жизни и так было достаточно неприятностей. Она заслуживала счастливый финал, которым Ральф Элленджайт под номером три никогда не сможет стать.
Я вышел на улицу, спускаясь по тропинке туда, где раньше был самый великолепный парк в мире. Местный Версаль, обставленный согласно нашим личным вкусам.
Снег уже сошёл, но земля дышала влагой, хлюпая под ногами. Ветер был сильный, южный, обещающий тепло, но пока ещё пронизывающий, пробирающий до костей.
Я хотел видеть Ральфа, это правда. Если бог существует, он знает, как сильно я был к нему привязан… ладно, не привязан. Я любил его. Несмотря на то, что во многом не понимал, не одобрял и был слабее его. Когда Ральф был жив он был и ярче, и сложнее, и сильнее меня, как личность. Он не знал сомнений. Он не знал жалости. Мне кажется, я не ошибусь с предположением, какой генетический материал был взят для создания несравненного по своему чудовищному цинизму, Рэя Кинга.
Теперь Ральф мёртв. Воскрешать его, значит, спускать второе чудовище с поводка – спускать его против воли самого чудовища, потому что в том, что собственное воскрешение моего любовника и сводного брата не порадует, я не сомневался.
Он не простит мне того, что, зная о намерениях Синтии, я отошёл в сторону и позволил ей (в очередной раз) поступать по-своему. Его существование усложнит жизнь всем и не будет ему в радость.
– Ты похож на призрака, братец! В этом саду, стоит в него спуститься, всё становится на него похожим.
– Ты за мной следила? – не оборачиваясь, спросил я.
Синтия обошла меня и встала передо мной на тропинке, преграждая путь. Красивая и как никогда живая.
Может быть я ошибаюсь в оценках? Может быть позволить ей сделать то, что она хочет? Сделать то, что у меня получается в последнее время просто отлично – не мешать, не стоять на пути. Пусть делает, что хочет?
Я смогу его снова увидеть, коснуться, обнять, так же, как обнимаю её. Целую её. Чувствую тепло её ладоней на моей шее, трепет её отзывчивых губ на моих губах. Дышать одним дыханием, разделять удовольствие, столь же привычного, как собственное имя или отражение в зеркале?
Ральф сможет разделить со мной куда больше, потому что между нами будет не только нега, но и та сводящая с ума, объединяющая в одно удовольствие и боль, страсть, куда Синтия, в силу своих возможностей, просто не может зайти.
Его воскрешение сделает мои отношения с Катрин невозможными.
Именно этого я не хотел! Я… да, мысленно могу себе признаться: я не хочу попасть снова в ловушку старых сложных, запутанных донельзя, отношений.
И Ральф, я знаю, не хочет этого так же.