— Что она пела?
— Там куча теток, они все поют свое, не разобрать. А я пел "Чекере". Как думаешь, "Стар-даст" можно ведь слушать когда угодно, да?
— Ты мне ее не позовешь?
— Еще двенадцати нет, пошли с нами! — У мамы заплетался язык.
— Папа заболел.
— Болен? Чем?
Мама вышла из бара со стаканом в руке. Другая застряла в волосах. За ее спиной внезапно возник молодой мужчина. Я часто возвращалась отсюда на грузовичке развозки, но его никогда не видела. У него были коротко подстриженные волосы, ровный загар, грудь колесом и живот не выпирал, из чего я сделала заключение, что он тренер по плаванию. Он обнял маму за талию обеими руками.
— Ты же врешь насчет болезни?
— У него цвет языка странный.
— Чем ты его накормила?
— Сэндвичем.
— Он съел?
— Он любит тунец.
— Но когда болеешь, ничего не ешь…
Она смотрела себе под ноги. Глаза у нее покраснели.
Тренер прижал ее к себе и попытался поцеловать в шею. Я застыла в ожидании. Мама дернулась, как ребенок, которому что-то не нравится, сбросила его руки и крикнула:
— Отпусти!
— Понял, понял. Сейчас принесу тебе сумку. Он вернулся с сумкой. После он смотрел все
время на меня.
Мама была пьяна, и ее несколько раз заносило на обочину дороги. Я помогала ей как могла, вела под руку, и нам было очень хорошо вдвоем. Я собиралась заговорить с ней о чем-нибудь, но не находила слов. Хотела спросить ее, что за песню она пела, но почему-то не смогла, много раз твердила про себя этот вопрос, но, испугавшись, не решилась. Мне показалось, что настоящая я никогда бы не осмелилась подобное спросить.
Когда мы вернулись, папа спал. На кухонном столе стояла тарелка с остатками сэндвича. Мама с рассерженным выражением лица стала ее мыть. Один раз ей позвонил какой-то мужчина из довольно шумного места, но она больше никуда не пошла.
Концерт закончился раньше, чем я рассчитывала. Он ждал нас, как и обещал, у ступеней парадного входа. Он поинтересовался нашим впечатлением, а Юми заорала: "Отлично!", да так громко, что на нее стали оборачиваться.
Она еще до начала концерта в кафе, где мы встречались, обронила фразу: "Бывает так, сначала один человек нравится, а потом начинаешь обращать внимание на другого". Она неприятно блеснула своими жирно нанесенными тенями и помадой, и настроение мое было испорчено на весь вечер. Я пыталась забыться и во время моей любимой песни, и когда думала, как прекрасно мы с ним проведем время после концерта, и когда стояла на стуле и аплодировала. Но все закончилось тем, что я всего лишь почувствовала странную усталость.
Он отвез нас в ресторан. Только не такой, как обычно, дорогой и роскошный, как на Роп-понги и Сибуя, а в такой, какие располагаются в жилых районах типа Итигая и Сэндагая, там, где на темных аллеях одиноко блестят неоновые рекламы.
Юми умудрилась и тут болтать постоянно. Мы сели за четырехместный столик, он напротив меня, Юми от меня справа. Она щебетала в основном о фильмах. Поедая краба с овощами, я вспомнила фильм, в котором актриса гладила напротив сидящего партнера ступней между его ног, и мне захотелось сделать то же самое. Юми выклянчила у него вина, он согласился только на один стакан, но налил и мне тоже.
Когда ужин закончился, было уже за десять. Он предложил разъехаться по домам, но Юми уже опьянела с двух стаканов вина и не хотела возвращаться, пока он ее не поцелует. В конце концов они договорились полчаса посмотреть фильм у него дома на Минами Аояма. Он предупредил нас, что снимал не сам, а просто помогал с освещением и что этот фильм делала фирма его друга. В фильме никто не участвовал, кроме белой комнаты, в которой медленно играли друг с другом свет и цвет. Мне очень понравилось. Протрезвев, он развез нас по домам на темно-фиолетовом БМВ. Юми спала на сиденье рядом с водителем, опьяневшая всего лишь от двух стаканов. Когда бна начала сопеть, он впервые за сегодняшний вечер обратился персонально ко мне:
— Послушаем музыку?
— Как хочешь, — неожиданно для себя сердито ответила я.
Однако, начав напевать главную тему Линды Ронстадт из старого диснеевского фильма, я услышала, как он насвистывает соло тромбона оттуда же.
Шоссе 246 было все окутано дымом и туманом, свет фар, летящий впереди, напоминал две длинные неоновые трубки, а на их дальних концах снимался мой, только мой фильм.
На кухне сидел папа в пиджаке. На столе лежала мамина записка:
Сегодня гуляем с Кэйити. Вернемся поздно.
— На концерте была? — спросил папа, подперев щеку рукой. — Было весело?
— Да как всегда.
— С кем ходили?
— С Юми.
— На такие зрелища обычно с мальчиками ходят.
— Он нас там ждал.
— Понятно. s
— Он подвез меня.
— У него машина?
— БМВ.
— Богатый, должно быть.
Я снова сделала ему сэндвич. Перемудрила с тунцом, и хлеб лопнул, но папа, достав банку пива из холодильника и попросив меня положить побольше горчицы, с радостью съел его. Мне позвонила Юми и оглушила новостью, что он дал ей номер своего телефона. Я пожелала папе спокойной ночи, забралась в постель и расплакалась.
Мама Юми ждала меня у ворот школы. Мы отправились в кафе. На ней был надет красный костюм, но волосы оставались неприбранными. Глаза закрывали солнечные очки. Она просыпала сахар и пролила молоко, извинилась перед официанткой и, вытащив из сумочки салфетки, вытерла столик сама. Затем сообщила мне, что Юми уже три дня не ночевала дома. Я соврала, что ничего не знаю, но мне стало грустно, когда я представила, как Юми сидит с ним в его доме, попивает винцо и смотрит красивые фильмы про комнаты и волны. Когда мы получали билеты, он пялился на теня! Наверное, счастье все же прячется где-то между мной и мамой.
Мама копошилась с чем-то на кухне, папа с братом резались в "Метроида", когда он позвонил мне.
— Извини, что так поздно.
— Ты знаешь мой номер?
— Я хочу встретиться.
— Ночью не могу.
— Давай завтра. Я подъеду к… "Фрут Пар-лор", где мы тогда сидели.
— Что с Юми?
— Она ушла домой.
Он ждал меня все в том же серо-голубом блузоне, попивая дынный сок. У меня не оказалось времени переодеться, и я пришла в школьной форме. Увидев наше отражение в огромном зеркале "Фрут Парлор", я решила, что оно смотрится неестественно.
— Хорошо выглядишь.
— В смысле?
— Твоя форма.
— Спасибо. Но я особой радости не испытываю.