— Все будет хорошо.
Так и сидел рядом на полу, не зная, чем еще помочь до приезда бригады медиков. Позвонил Савченко, объяснил, что случилось и предупредил, чтобы тот сегодня их не ждал. Положил трубку и снова погладил Рину по голове. Кожа была горячей, а спутанные волосы неожиданно мягкими, похожими на жидкий шелк…
В это время Лера вовсю орудовала на кухне в поисках градусника. Она, кажется, решила перетрясти все содержимое ящиков. Как говорится, пустили козла в огород. Однако внезапно звуки прекратились, и в квартире воцарилась мертвая тишина.
— Фёдорова, тебя только за смертью посылать! Где ты там? — Игорь вошел на кухню и в ступоре остановился. Валерия сидела на стуле, а на коленях её лежала самая обыкновенная коробка из-под обуви.
— Игорь, — девушка подняла удивленный взгляд на Крылова. — Богославская Ринате писала… — сообщила она, вытаскивая охапку писем.
— И что?
— А то, что ни одно не открыто! Ни одно из шести, понимаешь? Последнее датировано две тысячи двенадцатым годом. Слушай… это же шанс все узнать! — Недолго думая, Фёдорова взяла верхнее письмо и принялась распечатывать. Кудрявые волосы упали на лицо, в карих глазах читалось предвкушение.
Игорь подлетел к ней и, вырвав письмо из рук, гаркнул:
— С ума сошла! Не тебе эти письма адресованы, не тебе их читать!
Взял коробку и закинул обратно все, что вытащила Лера.
— Я должна узнать, что тогда случилось, должна! — Фёдорова снова схватилась за коробку и потянула на себя. Теперь в глазах ее была обида и упрямая злость. В чертах лица проступила резкость. Она сильнее впилась пальцами в коробку, светлый локон скользнул по щеке, в голосе послышались нотки раздражения. — Игорь…
— Спроси у Богославской, а эти письма — собственность Ринаты! — Отцепив пальцы Фёдоровой, Игорь закрыл коробку и поставил ее на самый верх шкафчика. — И если она не желает читать их, значит, есть на то причины. Личные. Хватит лезть в чужую жизнь!
— А тебе разве неинтересно, чем жила все это время твоя партнерша? — прищурившись, язвительно осведомилась Лера. — Что у неё в голове творится?
— Нет! — твердо ответил Крылов и, схватив Фёдорову за руку, уволок с кухни. — А если тебе интересно, ищи других людей, а Ринату не трогай.
— Тоже мне, защитничек нашелся, — с досадой фыркнула девушка. — Я разговаривала с Богославской, а та как зомбированная твердит: «Рината получила травму и решила закончить карьеру». Тьфу!
— Тогда иди к Бердникову, — хмыкнул Крылов.
— Я градусник нашел! — прервал их появившийся в коридоре Артём. — И, кажется, «Скорая» подъехала.
Оказалось, что почти бессознательное состояние человека и температура за тридцать девять еще не являются основанием для госпитализации. Фельдшер сделал Рине укол, сбивающий жар, и посоветовал вызвать участкового врача, после чего бригада уехала, оставив негодующего Игоря у постели партнерши. К слову, температуру удалось сбить, но ненадолго — спустя час ртутный столбик термометра вновь зашкалил за отметку в тридцать восемь. Ринату то знобило, то бросало в жар, а Игорь сидел и не знал, что же ему предпринять, чтобы облегчить ее состояние. Фёдоровой позвонили с работы, и она убежала, обещая звонить, а соседа Крылов сам спровадил следом за ней.
В итоге, в очередной раз осмотрев место жительства лучшей фигуристки страны, он принял кардинальное решение.
— Ипатова, поднимайся, поехали! — скомандовал Игорь, открывая шифоньер, и принялся вытаскивать из него вещи. Их, к слову, было совсем немного: несколько футболок разной степени изношенности, двое совершенно одинаковых джинсов, две водолазки, свитер и так, еще кое-что по мелочи. Взяв с нижней полки плотный пакет, он заглянул внутрь и наткнулся на лежащие вперемешку колготки и трусы. Черные, белые с кружавчиками, еще, кажется, чашечка бюстгальтера… Покосился на Рину, но та как будто ничего не заметила.
— Куда? — Она приподнялась на локтях, потерла лоб и наконец поняла, что содержимое ее шкафа медленно перекочевывает на стоящий рядом стул. — Эй, положи обратно мои джинсы!
— Будешь жить у меня. — Крылов нашел дорожную сумку и начал закидывать в неё все что попадалось под руку.
Рината следила за его перемещениями и все никак не могла понять, что он задумал. С какой стати она должна жить у него? И чего это он расхозяйничался в её квартире?
— Я не буду жить у тебя, — щурясь от резкой боли в висках, твердо, насколько смогла, проговорила она.
— Рин, — Крылов все же удосужился взглянуть на неё, — ты больна, у тебя температура высоченная, тебе уход нужен, а тут от кого ты его получишь? А если тебе еще хуже станет? Да и вообще, у тебя тут морозильник, непригодный для жизни!
— То есть ты сиделкой моей хочешь заделаться?
— Называй, как знаешь, но давай, поднимайся, я тебя переодену и…
— Сама оденусь. Выйди, — недовольно прохрипела Ипатова, садясь на диване. — Выйди, — повторила она, и Игорь, взяв уже собранную сумку, с явным неудовольствием ушел в коридор. Рина посмотрела на оставленные им шерстяные носки, брюки и свитер. Вздохнула и снова потерла лоб. Признавать его правоту не хотелось, и все же он был прав: ей нужна помощь. Состояние было таким, будто ее хорошенько избили, окатили ледяной водой и налили в голову свинца. Куда уж хуже… Кое-как свесив с постели ноги, она сняла с себя насквозь мокрую футболку и бросила ее на кровать рядом с собой. Думать о чем-либо сил не было, поэтому она медленно, дрожащими от слабости руками, натянула чистую одежду и вышла из комнаты. Уже одетый Крылов усадил её на тумбочку, с горем пополам обул и укутал в куртку.
— Идем, — обхватив за плечи, вывел из квартиры.
— Ты чего на звонки не отвечала? — тихо спросил он, когда они уже забрались в машину.
— Я не слышала, — честно призналась Рината. — В каком-то полубессознательном состоянии находилась, словно сон странный, непонятный… Игорь, спасибо тебе.
Крылов слегка приподнял брови, не ожидая услышать эти слова из ее уст. Повернул голову и внимательно посмотрел на Рину. Но говорить больше ничего не стал, только отрегулировал климат контроль и направил струю теплого воздуха ей на ноги.
Подумал о письмах в обувной коробке. Странный способ выбрала Богославская. Не могла просто прийти к своей ученице или, на худой конец, позвонить? Игорь не мог отрицать, что ему интересно прошлое Рины, но узнавать его способами Фёдоровой совесть не позволяла. Раз Ипатова не выбросила эти письма, а хранила столько лет, не открывая при этом, что-то, да значат они для неё. Может прямо спросить?
— Рин, а что за…
Он было снова повернулся к ней, но осекся, увидев, что голова ее прислонена к стеклу. Губы ее приоткрылись, дыхание было тяжелым, но спокойным, ровным. Во сне она вздохнула и повернулась другим боком, пряча нос в то, что осталось от меха на капюшоне. Игорь завел мотор и, стараясь объезжать ямы, чтобы лишний раз не трясти машину, поехал к своему дому. Что же… В другой раз.