Высота одиночества - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Борискова, Татьяна Минаева cтр.№ 119

Рината не до конца понимала, почему не осталась с Игорем, почему предпочла ему стены пустой школы. Она просто чувствовала потребность оказаться тут, будто бы эти выкрашенные в бежевые тона стены могли вселить в неё погасшую было уверенность в собственных силах, зарядить её, пропитать энергией. Сколько раз она приходила сюда, ища успокоения, сколько раз ходила по этим коридорам… Именно в этой школе прошло ее детство, именно тут она познавала суть жизни, вставала и падала, теряла и находила. И сейчас ей тоже нужно было найти кое-что — силы, чтобы не отступать от поставленных целей, решимость, чтобы идти вперед. Потому что в данный момент она ощущала себя севшим телефоном, который забыли поставить на зарядку. Оставалось разве что пикнуть и выключиться…

— Рината?

Рина обернулась и увидела идущую по коридору Алла Львовну. Видимо, не ей одной этим вечером было не по себе.

— Почему ты так поздно? Где Игорь? — Богославская остановилась рядом с ней.

— Игорь дома. — Рината снова перевела взгляд на стену с фотографиями и, кивнув на свое изображение, тихонько спросила: — Алла Львовна, Вы помните, что сказали мне после золотой медали на чемпионате Европы перед Олимпиадой?

Алла тоже посмотрела на фотографию Рины в белом платье. Конечно же, она помнила свои слова. Как помнила каждую мелочь, связанную с дочерью, каждое её слово, каждый её шажок, каждое её падение. И при мысли о том, что её не было рядом, когда Рината росла, Алле хотелось кричать от разъедающего душу чувства невосполнимой потери.

— Каждый раз, выигрывая медаль, взбираясь все выше и выше, не смотри вниз. Там уже прошлые победы и прошлые поражения. Смотри вперед, ведь там — твое будущее. Там твоя главная победа.

— Думаете, мне нужно оставить наш с Игорем провал в прошлом?

— Рината, — Алла ласково взглянула на дочь и та, повернув к ней голову, поджала губы. — Какова твоя цель?

— Олимпиада, — без тени сомнения выговорила Рина.

— Тогда продолжай бороться. Руки опускать нельзя.

— Спасибо. — Губы Ринаты сложились в некое подобие улыбки. Она нагнулась и подняла сумку. — Можно я покатаюсь?

— А нога?

— Я осторожно, — ответила она и направилась в сторону катка.

Алла же, задержавшись взглядом на стене с фотографиями, улыбнулась, вспомнив первый старт Рины и её ужасное желтое платье с рюшами, которое она тогда категорически отказывалась снимать. Хорошо, что она выступила в нем всего лишь на двух соревнованиях. А вот коричневое, из летящей, почти невесомой ткани с рукавами колокольчиками, было, пожалуй, её самым любимым. Как и программа того сезона на музыку Людовико Эйнауди «Burning». В тот сезон Рината стала чемпионкой мира среди юниоров, собрав по пути все возможные золотые медали. Тогда для нее, тринадцатилетней девочки, все было предельно понятно и легко — выходи и катайся. Красивая музыка, «вкусная» стильная программа, поставленная известным хореографом-постановщиком Элиной Кимер. Дорогое, выполненное на заказ платье. И, что самое главное, — сама Рината, девочка на льду, взгляд от которой отвести было просто невозможно.

Алла вышла на каток и остановилась, не доходя до борта пару шагов. Включив лишь несколько ламп, Рината в полутьме катала отрывок их с Игорем произвольной программы. Дорожка шагов, ювелирное владение коньком — с детства она отличалась мягким, кошачьим скольжением. Ее было практически не слышно: едва различимый скрип лезвий о лед доносился лишь до первых рядов трибун и зачастую тонул в музыкальном сопровождении. Выполнив финальное вращение, Рина опустилась на каток и, оперевшись о его холодную гладь ладошками, свесила голову. Она казалась такой маленькой и одинокой, что у Аллы сжалось сердце. Ей хотелось подойти и обнять её, но она боялась, что Рината оттолкнет, воспримет это как вторжение в личное пространство, что ей это и вовсе не нужно, поэтому осталась стоять на месте. Но Рина просидела на льду минуту, вторую, третью и, похоже, вставать не собиралась.

— Рин, — наконец решилась позвать ее Алла. Плечи Ринаты вздрогнули, но голову она не подняла и ничего не ответила. Тогда Алла, немного помешкав, все же открыла дверцу борта и вышла на лед. Осторожно перебирая ногами, чтобы не поскользнуться, она дошла до Рины, опустилась рядом и трепетно коснулась её щеки. Будто очнувшись, Рината подняла голову, и Алла увидела в ее глазах застывшие слезы. Не удержалась, — вытерла их ладошкой и завела за ухо дочери спадающую на глаза прядку волос. Каждое её движение было аккуратным, словно прежде, чем коснуться, она безмолвно ждала Рининого согласия на это и лишь получив, дотрагивалась до нее. Она действительно боялась, что Рината может снова выпустить шипы, накричать, оттолкнуть ее и закрыться. А она так устала от постоянной войны.

Но Рината не двигалась, позволяя Алле прикасаться к себе, и казалась столь же нерешительной, как и сама Богославская. Она смотрела на неё каким-то странным, вязким, тягучим взглядом, лишенным прежних недовольства и осуждения. Но все же взгляд ее оставался тяжелым, возможно, он был даже тяжелее, чем когда-либо.

— Алла Львовна… — спустя несколько долгих минут, заговорила Рина. Выпрямив спину, она сложила ладошки на коленях. — Простите меня, пожалуйста.

— За что? — не дыша, спросила Алла.

— За то, что была жестокой с Вами, хоть Вы того не заслуживаете. — Рината набрала в легкие побольше воздуха и выдохнула: — Я прочитала Ваши письма… часть писем. Три. Потому что остальные…

Поняв, что объяснения о том, что случилось с остальными, сейчас не имеют никакого смысла, она замолкла на середине фразы. В сущности, это было таким неважным… Значение имело лишь то, что она прочла. Она должна была это сказать, просто обязана. Практически целый месяц она не знала, что ей делать с открывшейся правдой. Неудобной для нее, совсем не той, к которой она приучила себя за последние годы. Карточный домик сломался, смешивая пикового короля, даму червей с тузами и шестерками. Смешивая ее обиды и мечты, прошлое и настоящее, превращая все в груду дурацких картонных бумажек, которые оказалось так легко смахнуть со стола одним движением руки.

— Простите меня, — шепнула она. — Я много боли Вам причинила. Простите…

— Девочка моя…

Алла не знала, что сказать, что сделать, как реагировать. Это было настолько неожиданно, что она лишь растерянно смотрела на Ринату, чувствуя, как стучит в груди взволнованное сердце, а кончики пальцев немеют, словно она сунула их под струю ледяной воды. Она мечтала об этом моменте, мечтала о том, что когда-нибудь из взгляда дочери пропадет лютая ненависть, и она сможет обнять ее. Но сейчас… Страх не исчез, напротив, он усилился, завладел ею, сжал тисками горло, мешая дышать, говорить, думать. Вдруг она не расслышала? Не так поняла Рину?

— Я желала, чтобы Вы страдали. Не подозревала даже, что Ваши чувства не сравнимы с моими.

— Ты ни в чем не виновата, Рината. Ни в чем.

Алла с трудом могла говорить. Ей хотелось так много сказать, но она не находила слов, ей хотелось обнять Рину, но она боялась быть отвергнутой, ей столько всего хотелось, но было страшно. За прошедшее время она научилась любить ее, не имея возможности делиться с ней этим чувством, не имея возможности даже прикасаться к ней. Она научилась держаться на расстоянии и жить одной лишь мыслью о том, что ее ребенок дышит, плачет и радуется, встает по утрам, а вечером ложится спать. Она научилась быть счастливой просто потому, что ее дочь, ее прекрасная дочь жива. Но теперь ей было страшно. До сих пор она лелеяла надежду, что когда-нибудь… Когда-нибудь ее девочка услышит ее и поймет. Но что теперь? Что?!