Выдохнув, Рина потерла лицо руками и открыла глаза. Раздевалка оказалась пуста. Надо же, а она и не услышала, как ушли девочки… Впрочем, одиночество ее было недолгим: буквально через минуту в помещение вошел Игорь, а следом — Алла. Присев рядом, она погладила Ринату по мокрой коленке.
— Третье место в сборной отдается по решению тренерского совета, — стараясь вдохнуть в Рину надежду, сказала она. — У нас есть шанс.
— У нас нет никакого шанса, — как-то убийственно-тихо возразила Рината. — Третьими поедут Алиса и Макс. Они по праву заслужили путевку.
Алла посмотрела дочери в глаза, пытаясь подыскать правильные и нужные слова, но тут от двери послышался раскатистый властный голос президента Федерации:
— Это не тебе решать.
Владимир прикрыл за собой дверь и осмотрел раздевалку, чтобы убедиться, что помимо их четверки в ней никого нет. Лишь мельком взглянув на стоявшего у стены Игоря, он приблизился к Алле и Рине и остановился напротив. Крылов молча наблюдал за разыгравшимся действом и отчего-то чувствовал себя в этой компании лишним. Между тем Бердников продолжил:
— Что случилось?
— А тебе еще не донесли? — язвительно улыбнулась Алла.
Владимир посмотрел на нее и повторил свой вопрос. В этот раз Алла ответила:
— Кто-то украл коньки перед стартом. Ринате пришлось выступать в коньках Решетниковой. Я думала, такие истории остались в далеком прошлом, — покачала головой Богославская, все еще не до конца верившая, что подобное вообще могло произойти.
— Ясно, — поджав губы, Владимир перевел взгляд на Ринату. Та сидела, притянув к себе одну ногу и, обхватив ее руками, уткнулась в колено подбородком. — Ты поедешь на Олимпиаду.
— Не нужно таких громких заявлений, Владимир Николаевич, — она подняла на него взгляд, — Я не поеду вместо третьей пары.
— Еще как поедешь! Тебя никто спрашивать не будет!
— Это не новость! — Рината медленно поднялась и встала напротив президента. — Вы меня никогда ни о чем не спрашивали. Вы никого никогда ни о чем не спрашиваете. Совершаете поступки, которые понятны лишь Вам, удобные лишь для Вас. Но я… — Рината бросила беглый взгляд на Аллу и снова упрямо посмотрела на Бердникова. — Она родила меня вопреки вашей воле. Она шла против Вас, и я… я тоже пойду. Вы не замените Алису с Максом, потому что это несправедливо. Потому что это не по спортивному принципу.
— Жизнь вообще несправедлива! Думаешь, кто спер твои коньки?! Техничка? Или, может, твой партнер?! Нет, Рината, это кто-то из призовой тройки, да та же Решетникова! Или Максакова! И они отобрались в сборную, а ты — нет! Они едут на Олимпиаду, а ты — нет! Это справедливо?!
— Нет, не справедливо! — гневно ответила она. — Но Вы же президент Федерации, Владимир Николаевич, вот и найдите справедливость! Только настоящую, а не такую, которая просто Вас устраивает.
— А ты знаешь, что меня устраивает? — Голос его напоминал раскаты грома, и кто-то другой на месте Рины мог бы испугаться, но она упрямо молчала. Владимир продолжил: — Сама решила все… молодец! А его ты спросила?! — Бердников махнул рукой на молчавшего Игоря. — Что думает об этом твой партнер? Мир не вокруг тебя одной скачет, Рината. И второго шанса у вас может не быть. Ни у тебя, ни у него.
— А Вы считаете, нужно идти по головам, да? Плюнуть на все и нестись вперед паровозом, не замечая никого на пути!
— Я считаю, что, если у тебя есть цель — иди к ней, ползи к ней. Делай все для её осуществления, Рината.
— Возьму на заметку, спасибо, — с презрением произнесла она.
Они смотрели друг на друга, и Владимир чувствовал, что теряет самообладание. Он привык действовать с позиции силы, привык принимать решения и привык, что решения его исполняются. Но с Ринатой было иначе. Всегда. Его дочь, его зеркальное отражение… Целеустремленность и сила духа сплелись в ней с женским очарованием, упрямство с чувственностью, сила со слабостью. И это выбивало, пугало его, это делало ее для него недосягаемой. Он понимал ее, как не понимал ни одного человека на свете, и вместе с тем она оставалась тайной.
— Меня не интересует, что ты думаешь по поводу тренерского совета. Кто поедет — решит большинство, — прочеканил он, видя, как с каждым словом взгляд Рины становится более твердым. Это сбивало его с толку, заставляло чувствовать неуверенность. В сущности, он знал лишь одно — его дочь получит свою олимпийскую мечту. Но знал он и то, что Рината не отступит. И, черт подери, она была права. — Я из-под земли достану ту гадину, которая рискнула пойти против меня, — его глаза опасно сверкнули. Он направился к выходу, остановился перед Игорем, смерил его пристально-оценивающим взглядом и вышел за дверь.
Раздевалка погрузилась в тягучее, вязкое молчание. По законам жанра, кому-нибудь следовало произнести одну из ободряющих фраз, призванных вселить в душу изрядную порцию оптимизма. Что-нибудь позитивное и абсолютно бестолковое, типа «не все еще потеряно», «есть вероятность», «существуют возможности». Но все эти вероятности и возможности были весьма сомнительными, поэтому никто так ничего и не сказал. Взъерошив волосы, Игорь прошелся от одной стены к другой, остановился, не глядя ни на одну из женщин, и снова принялся мерить шагами раздевалку. Рина следила за ним, не отводя взгляда.
— Вы должны идти на награждение, Алла Львовна, — сказала она едва слышно, но и Игорю, и Алле показалось, что она кричит.
Богославская даже не сразу поняла смысл сказанного. Нахмурив лоб, она посмотрела на дочь. Та казалась совершенно спокойной, будто бы не она десять минут назад проиграла, возможно, самый важный старт в своей жизни.
— Что? — переспросила Алла.
— Аня и Матвей, — напомнила Рината. — Наверное, уже все готово к награждению. Идите.
— Какое, к черту, награждение, Рината?! — Наконец остановившись перед партнёршей, Игорь гневно рявкнул: — Что у тебя в голове происходит?! Мы только что завалили самый главный старт, а тебя волнует награждение Титовой?
— А что мне сказать еще? — подобравшись, в тон ему закричала Рината. От показного спокойствия не осталось и следа. Вскочив, она встала напротив Игоря и продолжила: — Что все, ради чего мы с тобой пахали, полетело к чертям собачьим по милости какой-то суки?! Или что я не смогла справиться ни с одним прыжковым элементом помимо паршивого выброса?! Или, что после падения я слишком долго валялась на льду и нам влепили гребаные дедакшены за остановку проката?! Что я должна тебе сказать? Что, Игорь?! Я не знаю, что говорить… не знаю… — она развела руками и опустошенно покачала головой. — Не знаю.
— Успокойтесь, — Алла тоже поднялась на ноги. — Кто бы ни был повинен в краже, его обязательно найдут и накажут.
— Накажут, как же, — с сарказмом бросила Рина и отвернулась. Подошла к своему шкафчику и сказала уже спокойно: — Поехали отсюда, нам больше тут делать нечего.
Игорь смотрел на её напряженную спину, гордо расправленные плечи, надпись «Россия» на олимпийке. Он хотел подойти и обнять ее, дать понять, что все у них наладится, но не смог найти в себе силы даже коснуться плеча. Они вне пьедестала, так какой смысл в лицемерных утешениях? Развернувшись, Игорь направился к выходу, но не успел он потянуться к двери, как та снова с грохотом открылась. Мрачный, как дьявол Бердников вошел первым, вслед за ним показались Аня и Матвей. Одарив процессию гнетущим взглядом, Игорь невесело усмехнулся. Похоже, эта женская раздевалка сегодня превратилась в одно из самых посещаемых мест «Айсберга». И что-то подсказывало ему, что разворачивающиеся тут события будут похлеще какой-нибудь телевизионной драмы. Он прикрыл дверь за Князевым и, ожидая дальнейшего развития событий, прислонился к ней спиной.