Неоготический Новый двор оказался именно таким, каким его описывал papa. Построенный к середине XIX века, он стал первым крупным сооружением среди зданий университетских колледжей на западном берегу реки. Его сводчатая галерея с большими окнами показалась мне идеальным местом для прогулок.
Увы, Вере Алексеевне претила мысль, что ее несовершеннолетняя дочь будет окружена легкомысленными представителями противоположного пола, так что прогулки по угодьям мне разрешили только летом, когда студенты разъехались на каникулы, и в колледже остались лишь сестры милосердия и раненые солдаты. А до тех пор я коротала дни за чтением сказок Льюиса Кэрролла в доме моего будущего зятя.
Томас Уэйд оказался довольно замкнутым человеком со странно асимметричным лицом. Ему было немного за пятьдесят.
В первый же вечер maman сказала Кате:
– Ты ему понравилась. Уверена: скоро он сделает предложение.
Так и вышло. Через неделю нашего пребывания в Кембридже сестра уже была обручена. Вера Алексеевна и доктор Уэйд решили, что венчание состоится в конце лета, а до тех пор жених и невеста смогут лучше узнать друг друга.
Доктор Уэйд не настаивал на том, чтобы Катя сменила вероисповедание, однако вопрос венчания в англиканской церкви даже не обсуждался. До свадьбы сестра и я жили в соседних комнатах.
Резиденция главы колледжа располагалась севернее Третьего двора и представляла собой уютный двухэтажный дом с деревянными панелями, портретами и элементами декора времен Тюдоров, сохранившимися после разрушения северного крыла Первого двора. Я могла беспрепятственно гулять по саду, а из моей спальни открывался вид на реку и окна преподавательских комнат на другом берегу.
У доктора Уэйда имелись два лакея, экономка, кухарка и несколько горничных. Maman настояла на личной горничной, которая бы прислуживала ей и Кате. Я заявила, что в состоянии одеваться и причесываться без посторонней помощи.
Будущий зять с утра до вечера работал в своем кабинете или читал лекции. Время от времени к нему приходили студенты, которых он курировал, а на ужин иногда приглашались друзья – Уилфрид Кэннон и Джозеф Уолш. Вероятно, они были ровесниками, немного моложе Уэйда и гораздо привлекательнее, если говорить о внешности.
– Уилфрид Кэннон, профессор английского языка и литературы, – так глава колледжа представил нам высокого джентльмена с прямым носом и рыжеватыми седеющими волосами.
Мне показалось, что пристальные глаза Кэннона задержались на Вере Алексеевне несколько дольше, чем позволяли приличия. Второй джентльмен, кареглазый шатен, сдержанно кивнул, когда настал его черед быть представленным.
– Проктор Джозеф Уолш. Его мантия магистра гуманитарных наук может сбить вас с толку. Чтобы вы знали, проктор – это своего рода глава университетской полиции, он следит за порядком и дисциплиной в колледже, – улыбаясь, пояснил доктор Уэйд.
– Боюсь, моя младшая дочь способна доставить вам хлопот, – полушутя-полусерьезно заметила maman.
Я вспыхнула и до конца ужина вела себя подчеркнуто вежливо.
– Знаете, я слежу за событиями в России. И не только как человек, интересующийся политикой, – признался Кэннон во время второго или третьего визита. – У моей жены Мэри русские корни. Она жила в России, пока не получила в наследство от дяди поместье в графстве Мидлсекс. У меня холостяцкая квартира в колледже, а на каникулы я уезжаю к ней.
– Наверное, это тяжело – жить в разлуке, – с сочувствием произнесла Вера Алексеевна.
– Ничуть. С возрастом замечаешь, что семестры летят всё быстрее и быстрее. Александр Поуп был чертовски прав, говоря, что «сменяющие друг друга годы каждый день что-то крадут у нас, пока, наконец, не украдут у нас нас самих». Мэри не любит всю эту студенческую суету. Впрочем, иногда она приезжает погостить.
– А вы не женаты, проктор? – как бы невзначай поинтересовалась maman, и я подозрительно покосилась на нее.
– Нет, – мягким голосом ответил Уолш. – Пожалуй, я слишком ценю свою свободу.
Я хихикнула, не сдержавшись: попытка графини сосватать вторую дочь потерпела крах на первом же этапе. Вера Алексеевна нахмурилась, доктор Уэйд и профессор Кэннон с недоумением посмотрели на меня, а Уолш едва заметно улыбнулся. Неужели он разгадал тактику maman?
Кроме друзей хозяина дома с нами периодически ужинал студент по имени Энтони Барретт, уже имеющий степень бакалавра гуманитарных наук. Заочно рекомендуя его Вере Алексеевне, доктор Уэйд, являющийся наставником молодого человека, сказал буквально следующее:
– Мистер Барретт отличается примерным поведением и деликатностью. Я попросил его провести для вас небольшую экскурсию по Кембриджу. Если мисс Кэт и мисс Софи впоследствии изъявят желание совершить прогулку, он может их сопровождать, а вы будете совершенно спокойны за них. Узнав мистера Барретта, вы сами убедитесь в его порядочности.
На вид я бы дала Энтони лет двадцать пять, но он держался так, словно ему все сорок. Экскурсия оказалась весьма увлекательной, однако меня начала раздражать почтительная дистанция, которую этот кареглазый блондин неизменно соблюдал со мной и Катей, независимо от присутствия maman. На мой вкус он не был красивым или даже обаятельным, как Кэннон или Уолш, но благодаря ему я получила глоток свободы: Вера Алексеевна стала отпускать меня с ним даже без Кати, которая предпочитала жизнь затворницы.
На лето Энтони остался в Кембридже, и вдвоем мы исходили его вдоль и поперек, незаметно сделавшись добрыми друзьями.
Глава 4
До венчания оставались считанные дни. Катя старалась улыбаться, однако я видела, как она нервничает. По взаимному уговору, оставаясь наедине, мы переходили на русский язык.
– Ты вряд ли его полюбишь, да?
Сестра быстро взглянула на меня. Мы поднялись к ней в комнату сразу после завтрака, чтобы невеста примерила свадебное платье – скромное, но элегантное.
– Не говори этого при maman. Я вообще не уверена, что любовь существует. Я сейчас не о нежной дружбе, соединявшей maman и papa, – поспешно добавила Катя, – и не о глубоком уважении, которое я питаю к Томасу. Я говорю о страсти, от которой якобы теряют голову. По-моему, такая любовь бывает только в романах.
– Если доктор Уэйд не вызывает у тебя желания, что вполне объяснимо, это еще не значит, что испытать настоящую страсть невозможно.
– Ты-то что знаешь о страсти? – невольно рассмеялась Катя. – Ты, случаем, не влюбилась в Энтони?
Я насупилась:
– А что, если влюбилась?
– Чушь! Томас полагает, что Энтони – гомосексуалист. Maman это не нравится, но она считает, что пусть уж лучше ты проводишь время с ним, чем тебя соблазнит какой-нибудь первокурсник. И я с ней согласна! Сейчас молодежь не думает о будущем, лишь о сиюминутных удовольствиях.