– Таким, как все, ваш ребенок не станет. Но есть большие шансы, что он будет ходить, заговорит.
Расписание ей показал: уколы, таблетки, занятия с логопедом, лечебная физкультура. Задаром все. И что? Идиотка к Ленке приперлась. Почему? У той иконы в комнате висят, свечку она зажигает, на стене диплом врача, деньги берет! А бесплатно, значит, плохо. И тетка, которая шмотьем всю жизнь торговала, доктором от силы год работала, вот она спецЫалистЬ! Точно поможет! Что с такими дурами делать?
Елизавета выдохнула и продолжила:
– В особенности мне слова про иконы понравились. Ты в храм ходишь?
– Нет, – ответила я, – далека от церкви.
– Ну, это твое дело, – махнула рукой Елизавета, – но раз на службе не стоишь, то не знаешь, что верующие на две группы делятся. Одни в Великий пост думают, что бы сожрать. Колбасу нельзя, молочное тоже, и давай высчитывать, в каком продукте яйца есть. «Ой, грешно в пост печенку слопать! Ой, вот я какая воцерковленная вся. На богородичные праздники голубой платочек повязывала, на Пасху в красную кофту наряжалась. Всем замечания делала: не так одеты, неправильно крестятся». Дети такой мешают, бегают, понимаешь, а она молится. Выйдет она после литургии на улицу, толкнет ее прохожий случайно, тетка его матом покроет. А другие знают, что грех – это не сыра кусок съесть, а ближнего осудить, сплетничать, врать, дома скандалы закатывать. Если такую толкнут, она ничего плохого не скажет, подумает: «Спешит человек куда-то, не заметил меня. Ангела-хранителя ему на день!» И собой не гордится, стоит тихо на службе, и детки ей не мешают. Нет у нее голубенького платочка на Благовещенье, есть любовь к людям и понимание: я самая грешная, нечем мне гордиться.
Елизавета сложила руки на груди.
– Вот те богомольцы, что по бабкам бегают, они из первой группы воцерковленных. А вторые к врачам идут, про святого Луку Крымского, святого Пантелеймона вспоминают, те докторами были. Что-то я ни одного святого знахаря-колдуна не знаю. Уж прости меня за лекцию, накипело! Смотреть неприятно, как к Ленке больных деток тащат! На что угодно спорю, Носов тоже что-то эдакое затеял, но он умнее Тарасовой, незаметно действует! В деревне про его делишки никто не ведает.
Глава шестнадцатая
– Если Елизавета сказала правду, – протянул Семен, – то Григорий Викторович и Михаил Андреевич много лет назад кого-то закопали в лесу у каких-то развалин!
– Причем преступление они совершили вблизи того места, где Николаев потом построил дом, – подчеркнул Кузя, – лес, о котором говорила Васильева, огромный. Но руины здания есть только неподалеку от особняка нашей клиентки. Вот вам карта тех лет, а рядом – современная.
– Приличный кусок леса вырубили, – вздохнул Собачкин. – Дом Николаевых расположен там, где красная точка, рядом с ним крестик, он и на старом плане есть.
– Кладбище, наверное, – предположила я.
– Нет, – возразил Кузя, – там, по неточным сведениям, когда-то стоял монастырь. Вроде бы монахи деревья посадили, чтобы спрятаться от врагов. Сейчас от монастыря развалины остались. Бабушка о них в разговоре с тобой и упомянула. Больше в том лесу никаких строений нет.
– У меня создалось впечатление, что Елизавета недолюбливает Носова. Кузя, можешь поискать все, что есть на Михаила Андреевича? – попросила я.
– И на Григория, – добавил Дегтярев. – Крест на старой карте в синем круге. Это что значит?
– Водоем, – пояснил Кузя, – скорее всего пруд, на новом плане его нет. Высох! Ага! Интересно!
– Что? – дуэтом спросили полковник и Семен.
– Участок, на котором возвел свой особняк Николаев, раньше имел нескольких хозяев, – отрапортовал Кузьмин, – первый владелец – Егор Темин. Он подарил участок земли Ивану Васильевичу Лукову. Тот продал его Федору Гусеву, последний оформил дарственную на имя Григория Викторовича Николаева. Больше надел из рук в руки не переходил. И все эти купли-подарки осуществлялись давно. Строиться в лесу решил только Григорий, но не сразу после того, как завладел земелькой, а через некоторое время.
– Я слышала фамилию Луков от Феликса, – обрадовалась я, – Маневин с Иваном Васильевичем в одном Ученом совете сидит.
– Почему Николаев приобрел участок в глухом месте? – стал размышлять вслух полковник. – У него маленькие дети…
– Так именно поэтому. Хотел, чтобы ребята жили на свежем воздухе, – перебил его Собачкин, – ели овощи со своего огорода. Деревня не так далеко…
– Нет, нет, – затряс головой Кузя, – село стало близким, когда пятнадцать лет назад построили дорогу к коттеджному поселку. Опять же часть леса вырубили.
– Монахи старались для потомков, а те не оправдали надежд братьев, – усмехнулся Сеня.
– Нынче до дома Григория Викторовича, если считать от Повалкова, три километра. А до шоссе – шесть, – сообщил Кузя, – но есть еще один путь. Во все времена можно было по селу пройти до магазина, свернуть в овраг, через метров пятьсот подняться в лес, и спустя минут десять окажешься у развалин. Местные жители небось хорошо этот путь знают.
– Перестаньте меня перебивать, – рассердился Дегтярев, – не понимаю, по какой причине Николаевы устроились в глухом лесу. У них малыши были на руках. Если дети заболеют, в лес ни одна «Скорая» не приедет. И строительство дороже там, где подъезда нормального нет. И с электричеством беда, и с газом, и с водой. Коммуникации откуда тянуть? Не знаю, был ли много лет назад в Повалкове газ…
– Это не проблема, – сказала я, – баллоны с газом можно купить.
– Нет, – возразил Сеня, – полковник совершенно прав. Николаевы жили в Москве, они горожане, к деревенским условиям не приспособлены. Сейчас есть септики с бактериями, дерьмовозку вызывать нет необходимости. А раньше золотарь требовался. Представь, как с ним договариваться? И сколько он заломит за свое путешествие в лес? Надо спросить у Софьи Петровны, как они существовали, пока рядом поселок не появился со всеми коммуникациями.
– Воду получали из скважины, – подсказала я, – свет от генератора. Газ…
– Баллоны привозили в деревню, – завел Собачкин, – машина с ними к Григорию не потащится. Следовательно, надо было подловить момент, когда газовик появится. А он ездит по своему расписанию.
– Верно, – согласилась я, – помню, как снимала дачу в деревне Глебово. Раз в неделю по ней шел крик: «Завтра баллоны меняют». И все сидели, ждали. Грузовик мог в восемь утра появиться, а мог и в пять вечера. Если не хочешь зависеть от автомобиля, можно поехать на станцию, купить там баллоны. А как их домой притащить? Дегтярев прав. Здравомыслящий человек не поселится с детьми там, где придется терпеть бытовые неудобства. Поищет цивилизованное место. В то время строительный бум в Подмосковье еще не начался. Жители области мечтали перебраться в Москву. Можно было найти приличный домик со всеми удобствами. Но Николаевы рассудили иначе.
– О Носове в Интернете мало инфы, – заявил Кузя, – он зарегистрирован почти во всех соцсетях, выставляет фото разных подмосковных достопримечательностей. Пишет: «Краевед, знаток интересных мест», предлагает уникальные экскурсии. «Группы не более трех человек. Писать на ватсапп или на Телеграм». И номер телефона указан. Больше о нем ничего нет. Но это я поверху плавал, глубоко не нырял. С Григорием Викторовичем все иначе. У него профилей нигде нет, сведений о Николаеве в Сети мало, те, что есть, все биографические. Вопрос у меня возник. Содержать дом дорого! В нем постоянно что-то ломается. Предположим, что у Николаевых для подачи электричества раньше генератор был, но он должен был работать весь день, на одной солярке разоришься! С какой стороны ни посмотри, дом в лесу – это одни неудобства. Григорий работал в Москве. Из городской квартиры до места службы ему пять-семь минут пешком. А от особняка часа полтора добираться на автомобиле. Вставать приходилось раньше, вечером возвращаться позже. Про расходы на бензин я молчу. И жить в глухом месте неуютно.