– Питер и Лиза не с вами, да ведь?
Конечно нет. Люди раньше приводили своих детей на папины вечеринки, и, чёрт, это было так прекрасно. Вместе с этими детьми мы исследовали весь наш участок. Тогда наш сад правда превращался в волшебный, хотя тогда у папы было вполовину меньше скульптур. Мы играли в захвати флаг, пни банку и салочки. На вечеринках всегда устраивали пикник, и папа жарил целую свинью, причем запах был такой приятный, что зубы ныли. Пластиковые контейнеры были набиты всевозможными салатами, о которых только можно мечтать, от здоровых до плавающих в облаках сладких взбитых сливок.
Тогда ещё взрослые устраивали турниры по криббиджу – мы с Сефи выиграли один раз, потому что все остальные были слишком пьяны, чтобы играть, и боже, как же мы гордились, или по нардам, иногда играли в волейбол. Они говорили о колледже, где многие из них познакомились, или о войне, против которой большинство из них протестовали. Многие из них пили из чай из чего-то, что папа выращивал в маленькой оранжерее рядом со своей студией, они расслаблялись, они смеялись, а потом как-то по ходу дела они решали, что им всем стоит заняться сексом.
Я помню тот год, когда это началось. Мне было где-то девять, и папа удалился в их с мамой спальню с женщиной по имени Кристи. Тогда она была за кем-то замужем, не помню его имени, но точно помню, что я расстроилась. Она была одной из тех, кто смеялся слишком громко, и висла на папе, как мартышка.
В то лето я запала на мальчика по имени Джеймс. Родители привели его на вечеринку, и Джеймс сказал мне, что у меня сильные ноги. Это была самая приятная вещь, какую мне когда-либо говорили на тот момент в моей жизни. Он, я и ещё несколько ребят шептались о том, что Кристи и папа делали на водяной кровати мамы и папы, но в целом мы не особо думали об этой ситуации.
Но на следующее лето другие мужья лапали чужих жен, а затем два лета назад один мужик отвёл маму в комнату, и после этого никто больше не приводил детей. И взрослые больше не притворялись, что хотят играть в криббидж. В основном они держались большого амбара, который был обставлен подушками из гаражной распродажи, украшенными шикарными чехлами в арабском стиле, которые мама сшила из лоскутков.
Там было весело играть, хотя, как и в подвал, технически нам нельзя было туда заходить.
Но мы с Сефи просто не могли устоять перед амбаром. Мы никогда не заходили через парадную дверь, которая была заперта на кодовый замок и код знал только папа. Мы пролезали через дыру в пристроенном здании. Для этого нужно было проползти через липкую паутину, чтобы добраться до старого желоба у основания пристройки, забраться внутрь, а затем, через щели в шлакоблоке, лезть наверх около двадцати футов.
И каждый раз оно того стоило, потому что внутри амбар выглядел, как съемочная площадка. Пахло солью, потом, мускусом и какой-то пудрой, но зато можно было кататься из одного конца в другой по полу из подушек. Я не думала о том, что на этих подушках происходило.
– Крейг! – Мама выскочила из дома и обняла мистера Фрейза. – Что вы тут делаете с Мэри Лу?
После этого мама обняла и Мэри Лу.
– Мы уже так давно не виделись. Мы столкнулись с Рэем в Лейк-Джордж, и он упомянул о вашей вечеринке. Надеюсь, нам здесь рады?
– Конечно, – ответила мама, принимая предложенную Мэри Лу бутылку вина и коробку с чипсами. ― Всегда.
– Как дела у вас с Персефоной? – спросил меня мистер Фрейз, когда мама с Мэри Лу направились к дому.
– Хорошо. – Я показала на Сефи, стоящую за карточным столиком, стонавшим под грузом бутылок с алкоголем, их янтарное тепло блестело в лучах послеполуденного солнца. Это был безоблачный день, и я радовалась, ведь такая погода дольше держала взрослых на открытом воздухе. – Сегодня она барменша.
Мистер Фрейз хмыкнул.
– Не слишком ли она для этого молода?
Столь искренняя забота в его голосе что-то во мне пробудила.
– Мистер Фрейз, вечеринки уже не такие, какими вы их помните.
Он прикрыл глаза рукой, заслонившись от солнца, чтобы лучшей меня видеть.
– Что-что?
Передняя дверь с грохотом закрылась. Мэри Лу и мама вышли из дома, рука мамы была обвита вокруг руки Мэри Лу, и она выглядела счастливее, чем когда-либо за последнее время.
– Ничего. Просто люди тут иногда распаляются.
Его улыбка дрогнула.
Я всё спустила на тормозах.
– Но ничего такого, с чем вы не справитесь! Принести вам чего-нибудь выпить?
– Рановато мне пить, но спасибо.
Не знаю почему, но глаза от этих слов защипало, и мне это не понравилось.
– Я тогда пойду. Мне ещё надо поставить все стулья в саду.
Мистер Фрейз ошеломленно наблюдал, как я трусцой спускаюсь с холма, направляясь к папиной студии, которая представляла собой очередной отремонтированный амбар. Он состоял из трех комнат: передней – для мозгового штурма, рабочей комнаты сзади и кладовки на втором этаже. Отапливалась только задняя комната, где отец действительно мастерил скульптуры. Комната мозгового штурма была сплошь покрыта мелом. Когда работа действительно кипела, папа держал в руках одновременно четыре мелка разных цветов, яростно строча, делая наброски и царапая свой следующий проект, очерчивая размеры. Зимой там было так холодно, что он пыхтел белыми облаками, пока летела меловая пыль. Это выглядело так, словно он создавал искусство в открытом космосе.
В мастерской хранились его металлорежущие, гибочные и сварочные инструменты, и нам туда можно было входить только в специальных очках и с разрешением, но папа не возражал, если мы играли на втором этаже, где была кровать и немного книг, а также хранились садовые стулья и карточные столики. Я открыла сетчатую дверь и начала подниматься по деревянной лестнице, ведущей наверх.
Все вокруг было покрыто слоем металлической пыли.
Я нашла запасные садовые стулья позади кровати, которая выглядела так, словно на ней недавно спали. У папы были гости? Стараясь одной рукой взять за раз как можно больше стульев, вторую я оставила свободной, чтобы держаться за деревянные перила крутой лестницы. Я осторожно спустилась по ступенькам. В этой студии было что-то священное. Только здесь папа казался пусть и не совсем счастливым, но хотя бы таким, будто не возражал ходить в собственной шкуре несколько часов. Он иногда даже играл здесь в прятки со мной и Сефи, по крайней мере, когда мы были маленькими. Я не могла вспомнить, сколько же раз я засыпала под щелкающий звук его шлифовального станка. А то, что он тут создал? Если вы никогда раньше не верили в магию, то поверите, как только увидите его скульптуры.
– Тебе с ними помочь?
Моя шея сзади вся напряглась. За время, пока я сюда шла, приехали ещё четыре машины, но я никого не узнала. Я повернулась, хотя и узнала голос.
– Сержант Бауэр?
Он шагнул в студию. Папа нарисовал трёхголовую собаку на доске прямо за спиной сержанта. По странному совпадению пространства его двухмерный поводок идеально совпал с рукой Бауэра, как будто тот привёл служебную собаку из подземного мира.