Оруэлл - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Фельштинский, Георгий Чернявский cтр.№ 24

Купить поношенную одежду особого труда не составляло. Значительные опасения, однако, вызывало то, что он не умеет разговаривать на кокни — языке лондонского простонародья, на котором, как считали в интеллигентских кругах, общались жители Ист-Энда.

Эрик стал практиковаться в употреблении простонародного диалекта, но буквально через несколько дней убедился, что для доведения его до совершенства потребуется немало времени. На собственный страх и риск он отправился в грязные закоулки Ист-Энда, переодевшись в старое и грязное «обмундирование». К его удивлению, всё прошло благополучно. Блэр убедился, что особого, общего для всей бедноты диалекта не существует. Его приняли за своего. Достаточным оказалось употреблять грубые и вульгарные выражения и, главное, быть одетым в обноски .

Так началось знакомство нашего героя с лондонскими, а затем и парижскими трущобами. Постепенно накапливался материал для будущих сочинений. Правда, вначале желание собрать материал для книги было очень неопределенным. Эрик пока не представлял, во что выльется тот багаж разнообразной информации, который оказался в его распоряжении: будет ли это роман, сборник рассказов, книга очерков или своего рода ранняя автобиография. Но дело было даже не в этом. Возникло неукротимое желание узнать лучше, как живет британская беднота, в чем причины нищеты, насколько виновны в ней сами обездоленные и действительно ли существует капиталистическая эксплуатация с ее прибавочной стоимостью, за которой скрывается неоплаченный труд рабочих, что проповедовали коммунисты и другие политические группы, требовавшие ликвидации капитализма и исповедовавшие экономическую доктрину Карла Маркса.

У Эрика Блэра зарождались туманные, зачаточные социалистические настроения. Они сохранятся на протяжении следующих двух десятилетий его жизни, постепенно видоизменяясь в столкновении противоречивых идей и мыслей, в конфликтах с историческими реалиями, но так никогда и не превратившись в какое-либо последовательное мировоззрение. Более того, продолжая называть себя «демократическим социалистом», Блэр, ставший Оруэллом, будет создавать произведения, прямо противоречащие его вроде бы социалистическим установкам. Само же выражение «демократический социализм», как показал последующий опыт, представляло собой оксиморон, поскольку любая практическая попытка создать социализм как особую социальную формацию неизбежно заканчивалась возникновением тирании той или иной формы, ибо «общественной собственностью» неизбежно должен был кто-то управлять, и этим «кем-то» становилось само государство, создававшее для этого мощный административный аппарат.

Пока же Эрик Блэр стремился как можно ближе узнать жизнь бедноты, не только ведя с ее представителями душеспасительные разговоры о жизни, но и питаясь одной с ними едой, ночуя вместе с ними в полуразвалившихся хибарах или ночлежках. Он стремился, отвергая «любую форму господства одного человека над другим, оказаться в самом низу, среди угнетенных, быть одним из них и на их стороне против их тиранов» .

В какой-то степени это была азартная игра. Необходимо было замаскироваться так, чтобы казаться своим. Но в то же время он оставался самим собой, хотя искренне пытался помочь людям, находившимся на общественном дне. Конечная цель — постепенная переделка общества — оставалась отдаленной перспективой. На первый план выходило накопление материала и жизненных впечатлений для художественных и публицистических произведений. Первый выход в мир лондонской бедноты был опасной разведкой. Соответствующим образом одевшись, он зимним вечером вошел в некий сарай, в котором имели право ночевать бездомные, скрывавшийся за вполне благопристойным названием «Хорошие постели для одиноких мужчин». Оруэлл рассказывал позже, что всё прошло благополучно. Когда он робко приоткрыл дверь, к нему направился, шатаясь, пьяный надзиратель заведения: «Выпей чашку чая, приятель, выпей чашку чая… Это было нечто вроде крещения» .

Вскоре Блэр предпринял целую экспедицию по изучению жизни обитателей городского дна. Важно подчеркнуть, что сделано было это задолго до того, как он сам оказался на грани нищеты в Париже, то есть было акцией добровольной, а не вынужденной. При этом он полностью погружался в жизнь обездоленных людей, вместе с ними перенося беды, страдания, унижения. Разница заключалась лишь в том, что эти люди вынуждены были влачить жалкое существование почти без надежды, а Блэр мог в любой момент прервать свой эксперимент.

После сравнительно недолгих «странствий» Блэр возвращался в нормальную жизнь. Но во время своих вылазок он был отнюдь не наблюдателем, а участником. Это было исключительно важно, поскольку позволяло увидеть такие детали, которые зачастую были недоступны исследователю, стоявшему вне изучаемой среды. Одно из таких наблюдений касалось изменения статуса в зависимости от одежды: «Иначе одетый, я опасался, что полиция может арестовать меня как бродягу, и кроме того, я не осмеливался ни с кем заговорить, полагая, что люди могут заприметить противоречие между моим диалектом и моей одеждой. Моя новая одежда привела меня в новый мир… Мне встретился какой-то бредущий с видом нашкодившего пса субъект, явно бродяга; присмотревшись, я узнал самого себя в витринном зеркале. И лицо уже было покрыто пылью. Пыль чрезвычайно избирательна: пока вы хорошо одеты, она минует вас, но лишь появитесь без галстука, облепит со всех сторон. На улицах я оставался до самой ночи, причем безостановочно ходил, серьезно опасаясь, что из-за одежды полиция примет меня за попрошайку и арестует» .

Первые годы пребывания на родине и в соседней Франции, где он находился сравнительно долго, были в Европе периодом относительного экономического благополучия. Многие экономисты поговаривали даже о процветании. Сам Блэр особого процветания не заметил, скорее всего в силу своего критического и пессимистического настроя и общения в основном с низшими слоями населения. Внимание Блэра всё более привлекали те, кого он называл рабочими, вкладывая, впрочем, в это понятие далеко не тот смысл, какой имели в виду и умеренные, и крайние последователи марксистской теории. К рабочим Блэр относил не только лиц наемного труда, занятых в промышленности, строительстве и торговле, но вообще всех представителей низшего слоя британского общества (крестьянства как такового в Великобритании не было уже более сотни лет — в сельской местности можно было встретить землевладельцев, арендаторов и тех же наемных рабочих). У него не было четкого понимания, кого следует считать пролетарием, или «пролом»; этот неологизм, появившийся в публицистике Блэра — Оруэлла уже в начале 1930-х годов, был вскоре им позабыт, вновь услышан в Испании в 1937 году и введен в знаменитый роман.

Вернувшись из Бирмы, Блэр понял, что для познания «злобного деспотизма» не было необходимости отправляться за океан. «Здесь, в Англии, под собственными ногами, находился угнетенный рабочий класс, страдающий, правда, иначе, чем на Востоке. Именно так мои мысли обратились к английскому рабочему классу» , — писал он несколько позже.

Мировой экономический кризис 1929–1933 годов еще не начался, но положение Великобритании было, по мнению Эрика, прискорбным. Наибольшим злом начинающий социолог и публицист считал безработицу . От хронической безработицы, по его выкладкам, страдали до десяти миллионов человек — безработных и членов их семей .