Оруэлл - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Фельштинский, Георгий Чернявский cтр.№ 121

Серьезным испытанием для левых интеллектуалов стало, по мнению Оруэлла, отношение к русской революции. Едва ли не все английские левые приняли установленную ею систему как «социалистическую», понимая при этом, что и советская теория, и практика были совершенно чужды тому, что они подразумевали под «социализмом». В результате Оруэлл писал о «двоемыслии» — теперь уже не в тоталитарной, а в демократической системе: о появлении «перевернутого мышления», когда «такие акции, как массовые аресты и насильственные выселения, оказываются в одно и то же время как правильными, так и недопустимыми». Оруэлл отвергал любые догмы; он понимал, что в политике часто приходится делать выбор между большим и меньшим злом, что бывают ситуации, «которых не преодолеть, не уподобившись дьяволу или безумцу», что война может оказаться необходимостью. «Творчество, если оно обладает хоть какой-то ценностью, всегда будет результатом усилий… разумного существа, которое остается в стороне, свидетельствует о происходящем, держась истины, признаёт необходимость свершившегося, однако отказывается обманываться насчет подлинной природы событий» — таковы были далеко не простые раздумья писателя, которые он надеялся воплотить в новые художественные образы.

Стимулами к продолжению жизни были не только творческие планы и удовлетворение успехом вышедшего романа, который становился всё более известным и ценимым в самых широких читательских кругах. Теперь, когда он стал знаменитым, на него обратила внимание та самая женщина, которая ранее его отвергала.

За последние два года Соня Браунелл поменяла двух любовников, людей довольно известных. С художником Лусианом Фрейдом, внуком создателя системы психоанализа, она жила недолго. Справедливости ради надо сказать, что, когда Соня оставила Фрейда, он по этому поводу особенно не печалился — женщин у него было много. Вторым был французский философ Морис Мерло-Понти, которого одни считали идеалистом, другие — последователем Маркса, а сам он причислял себя к школе феноменологии, которая черпала материал для своих теоретических построений в искусстве и отчасти в естественных науках. Он был женат, но Соня рассчитывала, что он разведется и женится на ней. Философ же со свойственными людям этой породы колебаниями, никак не давал прямого ответа; в конце концов выяснилось, что серьезных намерений у него не было.

Между тем Соне надо было срочно устраивать свою личную жизнь еще и потому, что в конце 1949 года Сирил Коннолли собирался закрывать «Хорайзен» и она могла остаться без работы и привычного общения с видными представителями творческой интеллигенции. Весной 1949 года, оставшись без очередного мужчины, Соня поехала навестить в санатории своего старого приятеля Эрика, которого обычно называла Джорджем (что делали лишь некоторые его близкие знакомые). Врачи объяснили ей, что жить Эрику Блэру осталось недолго. Да Соня и сама теперь видела, в каком состоянии он находился.

В этот Сонин приезд в санаторий Эрик, надеявшийся на выздоровление, предложил ей выйти за него замуж. Он мог умереть в любой момент, но мог и поправиться. В первом случае Соня оставалась вдовой известного писателя с неплохим наследством — гонорарами за всемирно известные книги, во втором связывала свою судьбу, скорее всего ненадолго, с выдающимся писателем современности, отблеск славы которого должен был отразиться и на ней. Сделка определенно обещала дивиденды .

Соня покинула санаторий, так и не дав ответа. Тогда Эрик сообщил ей, что сделает ее своей единственной наследницей и в ее распоряжение будут переданы все его литературные права. Это окончательно решило вопрос — в середине июля Соня приняла предложение. Тогда же Эрик писал Д. Астору: «Я собираюсь опять жениться. Я полагаю, все будут в ужасе, но мне это кажется хорошей идеей» .

Он знал, что делает: Соня обладала прекрасным литературным вкусом, отличной деловой хваткой, умением находить общий язык с издателями и чиновниками, имела много полезных знакомств. Его книги и рукописи оставались в надежных руках.

Став официальной невестой, Соня немедленно занялась организационными делами, взяла на себя переговоры с издательствами и редакциями журналов. Крайне слабый физически, но стремившийся продолжать творческую работу писатель впервые почувствовал пользу от человека, которому мог всецело доверять. Соня действительно была компетентна во всех вопросах, которые ей поручались.

В начале сентября 1949 года Блэр был переведен в больницу Лондонского университетского колледжа, где им занялся доктор Эндрю Морленд, ранее консультировавший докторов, лечивших его в Крэнхеме. Прогнозы Морленда не были лишены оптимизма. Он писал Варбургу, с которым дружил: «Даже при соблюдении покоя я не ожидаю выздоровления, но он вполне может быть в состоянии писать по несколько часов в день… Он может затем дойти до стадии, которую мы называем “хронический больной в хорошем состоянии”, то есть будет способен кое-как работать и по несколько часов заниматься еще какими-то делами» . Врач отправил Эрика назад в санаторий, но его состояние не улучшалось, и вскоре он снова оказался в палате университетской клиники.

Единственным утешением для Эрика в эти тяжкие недели было то, что теперь его могла регулярно навещать Соня, которая подробно отчитывалась о деловых контактах, предложениях и переговорах. Морленд надеялся, что присутствие любимой женщины окажет благотворное влияние на физическое состояние пациента. Доктор верил в чудодейственную силу горного воздуха и советовал при первых признаках улучшения отправиться в Швейцарские Альпы . Теперь, когда на текущий счет писателя поступали немалые суммы, финансовое положение позволяло и оплачивать огромные медицинские расходы, и обеспечивать средствами Эврил и Ричарда, и планировать поездку с Соней в Швейцарию.

Тринадцатого октября 1949 года в больничной палате состоялась официальная церемония бракосочетания. Свидетелем со стороны жениха был Дэвид Астор. Невесту сопровождали подруга Джанетта Вулли и ее муж Роберт Ки. Обряд венчания совершил больничный священник. Эрику разрешено было подняться с постели и облачиться в праздничный костюм. Однако покинуть больницу хотя бы на короткое время ему категорически запретили, поэтому Соня со свидетелями отправилась в ресторан отеля «Риц» на праздничный ужин, а ее муж остался на больничной койке. На следующий день Соня принесла ему в память о свадебном обеде ресторанное меню со своим автографом и подписями свидетелей .

Соня взяла фамилию Блэр, хотя позже, издавая труды покойного супруга, обычно указывала: «Соня Оруэлл».

Жить Эрику оставалось ровно 100 дней. На протяжении всего этого времени Соня, теперь уже в качестве жены, проявляла чрезвычайную активность, занявшись совершенно запущенными делами супруга: отвечала на многочисленные письма, предлагала издательствам его роман и публицистику, начала подготовку к поездке в Швейцарию. «У меня теперь есть человек, который меня любит» , — повторял Эрик, в немалой степени преувеличивая. Чувства, лежавшие в основе их брака, не были взаимными. Эрик любил Соню, несмотря на ее репутацию. Сам он тоже не был пуританином; как сказала Соня, те, кто утверждает обратное, «видимо, забывают, что пуританин никогда не женился бы на женщине, подобной мне» .

Соня не сильно изменила образ жизни и манеру поведения, но, став женой известного писателя, могла с полным правом не только представлять его деловые интересы, но и демонстрировать саму себя как неотделимую и даже основную часть образа выдающегося человека. С. Спендер вспоминал, что однажды навестил умирающего Эрика и завел с ним разговор об известном английском писателе начала XX века Дэвиде Лоуренсе. Вдруг в палате появилась Соня и потребовала, чтобы разговор был переведен на другую тему (Лоуренс скончался от туберкулеза). «Потом она заявила, что уходит в гости и сегодня уже не вернется. Оруэлл слабо протестовал, но она от него отмахнулась в своей обычной шумной манере» .