Декабристы - читать онлайн книгу. Автор: Оксана Киянская cтр.№ 108

Великого князя трудно упрекнуть в симпатиях к заговорщикам: будучи членом Следственной комиссии, он хорошо знал, какую участь декабристы уготавливали ему самому и его семье. Вряд ли Михаил Павлович был связан дружескими отношениями с Иваном Шиповым, бывшим участником тайных обществ. Однако «пятно заблуждения» Шипов с себя уже смыл, командуя Сводным полком, и у великого князя не имелось никакого резона быть в этом вопросе святее папы римского. Кроме того, нелюбовь к заговорщикам вовсе не означала для царского брата (имевшего, в отличие от Майбороды, прочные понятия об офицерской чести) уважение к доносчику и готовность оправдывать все его действия. 12 декабря 1831 года приказом по корпусу Майборода был отстранен от командования батальоном.

Затем дело поступило на рассмотрение императора. «За несовместную с порядком службы переписку с полковым командиром генерал-майором Шиповым 2-м и несоблюдение чрез то отношений подчиненного к начальнику» подполковник Майборода был переведен в армию, в пехотный полк графа Паскевича-Эриванского. При этом либо сам Николай I, либо те, кто готовил для него приказ о переводе Майбороды (возможно, и Шипов через третьих лиц), реализовали желание не только наказать, но и унизить доносчика. Вряд ли можно считать случайностью, что высочайший приказ датирован 14 декабря 1831 года. Именно под этим числом штраф был записан и в послужной список подполковника .

В XIX веке штрафование означало для офицера не только моральное унижение. Офицер, получивший штраф, подвергался всякого рода ограничениям по службе: его обходили при возведении в чины и назначении на должности, даже в случае последующего снятия штрафа он не получал право на знак отличия беспорочной службы . Судьба Майбороды не стала исключением. Оказавшись в армии, с 1831 по 1845 год он сменил еще шесть полков и выслужил всего лишь один — полковничий — чин.

Дисциплинарные наказания в русской армии влекли за собой и материальные потери: в случае выхода в отставку подвергшийся им не имел возможности рассчитывать на «полный пенсион» — получение пенсии в размере того же денежного содержания, что и на службе. Для страстно любившего деньги доносчика этот фактор наверняка был более значимым, чем все предыдущие.

В 1833 году Майборода просил императора разрешить ему по болезни оставить действительную военную службу — «с отчислением состоять по армии и с награждением единовременным денежным пособием». К прошению была приложена медицинская справка, что подполковник страдает «закрытым почечуем (геморроем. — О. К.)… сопровождаемым жестокими припадками, а именно: сильною болью в глазах, стеснением в груди и сильным трепетанием и биением сердца и постоянною болью в чреслах и пояснице» . Медицинский департамент Военного министерства счел, что «по описанным в свидетельстве болезненным припадкам» здоровье подполковника нельзя признать «совершенно расстроенным». Вместо «отчисления» и «награждения» Майборода был отставлен со службы с пенсионом в размере всего лишь трети жалованья (300 рублей ассигнациями в год) . На такую сумму жить было нелегко, и через год он вернулся в строй.

В 1836 году Майборода просил о снятии штрафа, но получил отказ . Штраф был снят с него лишь через 11 лет после наложения, в октябре 1842-го, когда Майборода уже почти два года был полковником и больше года командовал карабинерным полком князя Барклая де Толли. Через три дня после снятия штрафа (25 октября) он получил под свою команду Апше-ронский пехотный полк, активно воевавший на Кавказе. Но и на новом месте службы Майборода продолжал влачить жалкое существование: сведения о его прошлом, иногда даже не вполне достоверные, сопровождали его из полка в полк.

Согласно мемуарам офицера-апшеронца П. А. Ильина, известия, что полковник «служил казначеем в полку, командуемом Пестелем», и предал командира, очень быстро сделались известны офицерам (на самом деле казначеем в Вятском полку Майборода не был, однако к полковым деньгам имел прямое отношение). И «что-то вроде отвращения» к новому начальнику, которое почувствовали офицеры, было вполне оправданно. Ильин вспоминал:

«Приехал Майборода. Высокий рост, короткая талия и длинные ноги делали его некрасивым, хотя лицо его было недурно; но темная кожа лица, синие полосы от просвечивающей бороды на гладко выбритых и лоснящихся щеках, строгий взгляд, сухой тон разговора до крайности, медленность движений и неуклюжесть их расположили к нему всех антипатично.

Дома, во время обеда, на который приглашались им офицеры, он был неразговорчив. Жена и свояченица его молчали во весь обед, не зная, куда девать глаза, когда кто-нибудь из нас заговаривал с ними, и офицеры, сострадая загнанному положению женщин, как подозревали они, чувствовали себя за обедом у Майбороды ничуть не веселее, чем за столом на поминках» .

Как командир Майборода тоже не вызывал доверия у подчиненных. По словам Ильина, полковник «был молчалив и медлен одинаково», и в этом офицеры усмотрели недостаток военной храбрости. В итоге у апшеронцев сформировалось стойкое «враждебное отношение» к нему. Однако Апшеронским полком Майборода командовал недолго. Уже в январе 1844 года он «по воле начальства» был отставлен от командования, в июне того же года на восемь месяцев уволен в отпуск по болезни.

В феврале 1845 года Аркадий Майборода был «выключен из списков состояния полка» . Формулировка, с которой полковник покинул военную службу, свидетельствует, что он был изобличен в серьезном преступлении. К примеру, 12 июля 1826 года, за день до казни декабристов, с такой же формулировкой оборвалась служба Павла Пестеля . Сведений о том, которое преступление на этот раз совершил Майборода, обнаружить не удалось. Видимо, высшее военное начальство просто не хотело предавать его гласности.

Постдекабристская биография Нестора Ледоховского тоже оказалась весьма интересной. Согласно послужному списку, после освобождения Ледоховский, как и Майборода, долго воевал, «в 1826, 27 годах был в походах противу персиян, в 1828, 1829 годах противу турок и в 1830 году противу горских народов», при этом состоял под полицейским надзором .

В декабре 1836 года с графом произошла история, «зеркальная» той, в которой в 1831-м оказался замешан Майбо-рода. Ледоховский, тогда поручик Мингрельского егерского полка, жил в Пятигорске. Один из его сослуживцев, Иван Аркадьевич Нелидов, нанес ему публичное оскорбление. Согласно материалам следствия, «прапорщик Нелидов и граф Леду-ховский, находясь по болезни в городе Пятигорске в общем Благородном собрании, поссорились за танцы, причем первый публично говорил Ледуховскому, что он должен ценить снисхождение, которое ему оказывают, принимая его в собрание, при всей дурной его репутации, а не говорить громче других, и что ему, Нелидову, известны его проказы. Прежде же того Нелидов относился с дурной стороны о Ледуховском в доме вдовы генерал-лейтенанта Мерлини» .

Екатерина Ивановна Мерлини хорошо известна пушкинистам и лермонтоведам. Ее дом в Пятигорске был одним из центров светской жизни. В 1829 году ее посещал Пушкин и списал с нее персонаж своего неоконченного «Романа на Кавказских водах». В конце 1830-х — начале 1840-х годов в доме Мерлини неоднократно бывал Лермонтов .

И сама Екатерина Ивановна, и посетители ее салона (современники называли их мерлинистами) славились консерватизмом и не выносили даже намека на свободомыслие. В 1834 году жертвой Мерлини и ее друзей стал бывший декабрист Степан Михайлович Палицын, сосланный на Кавказ после разгрома тайных обществ. По инициативе хозяйки салона был составлен донос, в котором бывшему заговорщику вновь инкриминировалось вольнодумство. И хотя выяснилось, что Палицын на этот раз ни в чем не виноват, донос стоил ему нескольких месяцев тюремного заключения .