Чан Кайши - читать онлайн книгу. Автор: Александр Панцов cтр.№ 39

26 марта 1927 года Чан Кайши приехал в Шанхай, а 1 апреля туда же из-за границы вернулся Ван Цзинвэй. Поначалу Ван вел себя тихо, даже встретился с Чаном в доме Сунь Ятсена на улице Мольера, и они решили в ближайшее время провести новый пленум ЦИК в Нанкине. Но 5 апреля Ван Цзинвэй опубликовал совместное с вождем КПК Чэнь Дусю заявление, в котором призвал к установлению в Китае «демократической диктатуры всех угнетенных классов, противостоящей контрреволюции»: именно на такой диктатуре настаивал Сталин. В тот же день Ван Цзинвэй тайно бежал в Ухань, к Бородину, которому заявил, что «считает Чан Кайши безнадежным».

Это в итоге привело к настоящему расколу в Гоминьдане. Секретарь Чана, Чэнь Лифу, вспоминает: «Мы стали планировать чистку партии, чтобы удалить коммунистов из Гоминьдана… Предложение о партийной чистке было принято единогласно <Центральной контрольной> комиссией… Но тут мы обнаружили, что наша официальная партийная печать осталась в Ухани. А без нее мы не могли официально объявить о чистке партии… Я предложил сделать новую печать, скопировав ее со старых документов. Сейчас, когда я вспоминаю об этом решении, я думаю, что оно было радикальным и даже неправильным». Но чанкайшистам надо было как можно быстрее избавиться от коммунистов. А здесь, как они считали, все средства хороши.

Кульминация событий наступила около четырех часов утра 12 апреля, вскоре после того, как Чан занял у шанхайских бизнесменов три миллиона китайских долларов и получил согласие своих старых знакомых, главарей шанхайской мафиозной организации «Зеленый клан», помочь ему в разоружении рабочих пикетов. Со своей стороны, мафиози договорились о совместных действиях с полицией Международного сеттльмента и Французской концессии. Был организован Шанхайский комитет по чистке партии, после чего Чан развязал белый террор в Шанхае и других районах Восточного Китая. Чанкайшистские солдаты и полторы тысячи мафиози, повязав на рукава гимнастерок и рубах белые тряпки с издевательским иероглифом гун (рабочий), стали арестовывать коммунистов и членов рабочих дружин и тут же без суда и следствия казнить на глазах испуганных прохожих. Одним ударом сабли они с легкостью отсекали головы арестованным. Очевидцы рассказывают: «Целый день шел дождь, а потому по городу текли кровавые реки… Улицы старого Шанхая (то есть его китайских кварталов. — А. П.) были буквально залиты кровью обезглавленных жертв… Головы катились по канавам вдоль улиц, как зрелые сливы, а уставшие палачи махали своими саблями с монотонностью пунка-валл ^[34]». Когда же обезглавленные тела хоронили, палачи с какой-то изощренной жестокостью соединяли отрубленные головы женщин с телами мужчин и наоборот. По старинному поверью, это должно было оказать разрушающее влияние на геомантику жертв. Тех, кого не убили на улицах, везли либо в буддийский храм Лунхуа, территория которого была превращена в полигон для массовых казней, либо на южный вокзал, где живых людей бросали в топки локомотивов.

До сих пор не установлено точное количество погибших. По словам Чэнь Лифу, «во время чистки в Шанхае казнили бесчисленное количество людей. Это была кровавая война на уничтожение внутреннего врага. Должен признать, что было много невинных жертв. Мы заплатили высокую цену». Но «только после этого можно было сказать, что мы стали хозяевами положения в Шанхае», — вспоминал Чан.

Через три дня после шанхайского переворота уханьские левые исключили «предателя революции» Чан Кайши из партии, лишили его поста главкома НРА и открыто издали приказ о его аресте. Арестовывать Чана должен был все тот же генерал Чэн Цянь, но «посыльный с приказом… опоздал… <в его ставку> в Нанкин на неделю». Впрочем, даже если бы не опоздал, приказ теперь уже нельзя было выполнить. Очевидец удивлялся: «Кто будет арестовывать, когда он <Чан> сам успел в Шанхае всех разогнать и переарестовать?»

Похоже, и сами уханьские левые понимали свое бессилие, признавая, что «раскол сделал Чан Кайши», который сильнее Ухани «во всех отношениях». Поэтому при исключении Чана из партии они заклинали: «Пусть все подымутся и пошлют свои проклятия Цзян <Чан> Кайши, так, чтобы в будущем никто не посмел повторить его преступлений». Более того, левые назначили награду в 250 тысяч китайских долларов за поимку Чана или 100 тысяч за его голову.

Но Чан не волновался. В апреле 1927 года он в пику Ухани вновь в качестве высшего органа Гоминьдана сформировал Политсовет ЦИК, во главе которого поставил Ху Ханьминя, полностью поддерживавшего его борьбу с левыми. Более того, 18 апреля 1927 года на торжественной церемонии в присутствии более ста тысяч человек Чан Кайши провозгласил столицей Китая город Нанкин, заявив, что действует в соответствии с заветом Сунь Ятсена. Сунь, правда, ничего такого не завещал, а просил на смертном одре, как мы помним, лишь соорудить для него в окрестностях Нанкина, на Лилово-золотой горе, мавзолей. Но Чан полагал, что если вождь хотел покоиться именно в Нанкине, то этот город и должен стать столицей.

Ван Цзинвэй же и остальные уханьские левые тут же начали собирать силы для похода против Чана. Разумеется, они получили полную поддержку Москвы.

Но национальное правительство в Ухани разваливалось на глазах. Один за другим ему отказывали в поддержке генералы, переходившие в разных городах на сторону Чан Кайши. Из-за разрыва торгово-финансовых связей между портами на реке Янцзы и Уханью из Ухани началась стихийная эвакуация промышленников и торговцев, что привело к тяжелейшему экономическому кризису. Резко возросла безработица. Тяжелым ударом для левых явилась весть о том, что 19–21 июня маршал Фэн Юйсян провел с Чан Кайши в городе Сюйчжоу (провинция Цзянсу) несколько встреч, чтобы согласовать совместные действия против КПК и северных милитаристов. Чан предложил платить Фэну начиная с июля по два с половиной миллиона китайских долларов ежемесячно. Более того, даже выразил «горячее желание уступить товарищу Хуаньчжану (то есть Фэн Юйсяну; Хуаньчжан — величальное имя маршала. — А. П.) пост главкома». Фэн с удовольствием согласился принять деньги, но от поста вежливо отказался. Из Сюйчжоу он направил Ван Цзинвэю и в ЦИК левого Гоминьдана ультиматум, потребовав от них тоже порвать с коммунистами. «Компартия ответственна за все беды в Хунани и Хубэе. Компартия устраивает заговор для уничтожения Гоминьдана», — заявил Фэн. И добавил: «Народ хочет положить конец такому <коммунистическому> деспотизму». Будучи не в силах спасти ситуацию, сами руководители уханьского правительства стали переходить ко все более открытой антикоммунистической политике.

8 июля Исполком Коминтерна отправил ЦК КПК директиву с требованием выхода коммунистов из состава национального правительства, поскольку «главные вооруженные силы Уханя… фактически стали орудием контрреволюционеров». Но было поздно. 15 июля 1927 года Ван Цзинвэй порвал с коммунистами, и в Ухани тоже начался белый террор. Поражение китайской компартии стало фактом.

Вскоре после этого Бородин и Блюхер покинули Китай. Бородин, за голову которого чанкайшисты назначили награду в 30 тысяч китайских долларов, уехал в СССР через северо-западные районы Китая, занятые маршалом Фэн Юйсяном. Фэн и левые гоминьдановцы не препятствовали этому. На ханькоуском вокзале Ван Цзинвэй и Сун Цинлин даже устроили Бородину пышные проводы.