И еще раз спасибо моим инструкторам, научившим меня простому приему: схватили тебя за руку с ножом – не вырывай ее из захвата, а просто забери свое оружие другой рукой и продолжи начатое. Вроде просто, а сам фиг додумаешься. Ну, и навык заставили отработать соответствующий, включающийся сам, вне зависимости от мозга.
«Бритва» еще падала вниз, когда я перехватил ее левой рукой в полете и резанул Касси по руке, заблокировавшей мою. А потом – по шее безглазого монстра, так, что клинок, отделив голову от туловища, еще на несколько сантиметров вошел в бетонный пол.
И на этом все наконец закончилось. Касси дернула пару раз ногами – и вытянулась, как и положено нормальным покойникам. А я отполз к стене, чтобы отдышаться и срезать с запястья отрезанную руку чудовища, из которой на пол тягуче лилось что-то гнойно-зеленое, совершенно не похожее на человеческую кровь.
Мне хватило нескольких минут, чтобы прийти в себя и освободиться от браслета из мертвых пальцев. Горло болело, саднила кожа на шее, в которую глубоко погрузились ногти монстра, похожие на маленькие кинжалы…
Но это все были мелочи, потому что я хоть и хрипло, но дышал, а мой враг – нет. Он лежал на бетонном полу, медленно растекаясь по нему гнойной лужей. Мертвое тело словно таяло, превращаясь в омерзительно воняющую биомассу. И я уже догадывался, кто мог сотворить подобное чудовище, машину для убийства, так похожую на настоящего, живого человека.
Сказать, что мне было хреново, – это ничего не сказать. Я был слишком измотан не только для того, чтобы продолжать свою трижды проклятую миссию Меченосца, – встать на ноги было проблемой…
Впрочем, проблемой решаемой. Если человек не хочет валяться на полу как смятая тряпка, он всегда найдет способ, чтобы не уподобляться той тряпке.
Я потянулся к наплечному карману, отстегнул клапан, вытащил оранжевую аптечку. Интересно, зачем мы, сталкеры, таскаем ее целиком, когда по идее нам в подобных ситуациях нужен лишь шприц-тюбик? Ну, может, противорвотное еще можно закинуть внутрь, чтоб не выворачивало от вони, исходящей от самого себя. Хотя блевать мне нечем, так что шприца будет вполне достаточно.
Я вколол себе его содержимое и почти сразу почувствовал, как по телу разлилась теплая волна, растворяющая боль и усталость. Обман мозга, потом будет только хуже. Но сейчас мне нужно было сделать последний рывок…
Зачем-то очень нужно.
Я без сожаления отбросил аптечку с оставшимися в ней противобактериальными и радиозащитными средствами. Зачем они мутанту, который болеет, лишь когда поймает пулю, а что такое пагубное воздействие радиации, давно забыл? Зона забирает душу, но зато дарит здоровье, которому могут позавидовать те, кто остался на Большой земле. У ходячих трупов насморка не бывает.
Поднявшись на ноги, я засунул в ножны «Бритву», отметив про себя, что клинок уже еле светится, а значит, энергии в нем осталось совсем немного, подобрал автомат и направился к дверям, ведущим, надеюсь, к конечной цели моего кровавого и изматывающего путешествия.
* * *
Я не ошибся.
Это была лаборатория. Большая, но мы и побольше видали. Метров четыреста квадратных, заставленных громоздким научным оборудованием.
И, конечно, тут были автоклавы.
Десять штук, с лежащими в них белыми матрицами, формой напоминающими человеческие тела. С виду как если бы кто-то залил египетскую мумию белой пластмассой. Голова без намека на лицо, просто слегка вытянутый шар, остальное – заготовка для тела, с едва заметными контурами конечностей.
Я уже встречал такое в лабораториях Зоны. Правда, впервые видел, чтобы возле головы каждой матрицы лежал брикет пластиковой взрывчатки с воткнутым в нее радиодетонатором.
Помимо матриц и оборудования в помещении находились еще трое.
В центре лаборатории возвышалась прямоугольная рама, сваренная из рельсов, к которой был цепями прикован Кречетов – вернее, его металлическое тело с мозгом, плавающем в аквариуме без верхней крышки. В многострадальные извилины ученого были всажены многочисленные иглы, к которым тянулись разноцветные провода.
Захаров, по обыкновению, торчал возле одного из пультов управления, неотрывно глядя в экран и молотя пальцами по клавиатуре. А возле него стоял полисмен Джек Томпсон с автоматом наперевес и решительно-каменным лицом телохранителя, готового умереть ради безопасности охраняемого объекта.
– Опять ты? – сказал академик. Бросив на меня мимолетный взгляд, он скорчил недовольную гримасу и вновь уткнулся в экран. – Признаться, я очень надеялся, что биоформа тебя угробит. Получается, надеялся зря. Грустно. Значит, придется еще поработать над созданием, которое я считал совершенным убийцей. Жаль, что я ошибся, но, тем не менее, спасибо тебе за тестирование моего изобретения – на досуге я непременно посмотрю записи с камер и сделаю соответствующие выводы.
Все время, пока он говорил, я медленно, стараясь не делать резких движений, шел вперед, опустив ствол своего автомата в пол. Я точно не хотел убивать полицейского, действия которого были вполне понятны без разъяснений – Захаров пообещал ему оживить жену и дочь, а ради этого американец застрелит любого, кто попытается помешать исполнению его желания.
– Кстати, если ты собрался меня убить, хочу пояснить кое-что, – сказал Захаров, небрежно кивнув на небольшой пластмассовый прибор, край которого высовывался из нагрудного кармана его белоснежного халата. – Если мое сердце вдруг перестанет биться, немедленно взорвутся заряды в автоклавах, которые уничтожат и матрицы, подготовленные к перерождению, и биоматериал, уже заложенный в приемники. Иначе говоря, ты никогда больше не увидишь своих друзей, а господин Томпсон – свою семью. И все, что мне от вас обоих нужно, так это просто чтобы вы не мешали. Дайте мне спокойно закончить мою работу, после чего я, как и обещал, займусь воскрешением тех, кто вам дорог. Идет?
– А какой смысл в их воскрешении, если суммы все равно уничтожат человечество? – поинтересовался я, продолжая неторопливо приближаться. – Мои друзья и семья Джека ведь тоже часть человечества, верно? Значит, если ты их оживишь, они все равно рано или поздно погибнут, сожранные твоими суммами.
– Мы ведь уже говорили об этом, – поморщился Захаров. – В соседнем зале готовы для трансформации пятьсот матриц. Достаточно ввести им твои биоданные, и оружие против сумм будет готово в течение нескольких часов…
– Я не совсем понимать, – наморщил лоб Томпсон, поворачивая голову в сторону академика. – Вы хотеть убить человечество?
Захаров не ответил. Он неистово молотил по клавишам клавиатуры, и я ясно видел в его глазах – еще немного, совсем немного, и он вытащит коды из мозга Кречетова. И тогда…
– Я не согласный, – сказал Томпсон. – Мой семья не стоит всех людей на этот планета.
И нажал на спусковой крючок.
Надо признать, стрелял он неплохо. Простучала короткая очередь – и перебитый пулями пучок проводов, протянувшийся от мозга Кречетова к пульту управления, провис книзу.