Переворот - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Игоревна Елисеева cтр.№ 12

Минут через двадцать она принесла два кафтана, лосины и сапоги — они принадлежали подпоручикам Пушкину и Талызину. Хохоча и подбадривая друг друга, женщины начали натягивать форму. Пряжки гремели о пуговицы, лосины трещали на бёдрах, мундиры расходились на груди.

Наконец туалет был закончен. Екатерина могла гордиться собой: она выглядела, как настоящая амазонка, не скрывающая своей женственности и воинственности одновременно. Её тёмные волосы, перехваченные шёлковой лентой, свободно падали сзади на плечи. Холёные белые руки то и дело касались шпажной гарды у пояса.

Худенькая Дашкова, напротив, походила на четырнадцатилетнего мальчика-пажа. Чтобы усилить это сходство, княгиня по рыцарской традиции даже сняла одну шпору, чем привела подругу в восторг.

— Вы мой верный оруженосец! — захлопала императрица в ладоши. — Клянусь, я верну вам шпору вместе с орденской кавалерией. Такая выдумка заслуживает награды!

Выйдя в аудиенц-залу, дамы наткнулись на Никиту Ивановича, нервно прохаживавшегося вдоль окна. Тут Дашкова заметила, что на государыне до сих пор нет ордена Андрея Первозванного, в то время как его голубая лента пересекала грудь Панина. Конечно, воспитатель наследника — большая персона, но бывают случаи, когда... Юная княгиня кинулась к дяде, расстегнула на нём алмазный крест и вернулась к Като, благоговейно неся своё сокровище на вытянутых руках.

— Ваше Величество, позвольте, — Дашкова осторожно возложила орден на подругу.

Екатерина благодарно кивнула ей. Эта девочка — просто сокровище, когда надо эффектно обставить сцену! Императрица сняла с себя алую анненскую ленту, которую до сих пор носила к траурному платью, и протянула её княгине.

— Спрячьте в карман или лучше наденьте на себя, — прошептала она, касаясь губами щеки Дашковой. — Вот я и посвятила вас в кавалеры, как обещала когда-то.

Екатерина Романовна готова была расплакаться от счастья. «О, только позвольте мне любить вас», — беззвучно выдохнула она.

Первое дело для ювелира — поспевать вовремя. Тонкий дымок от горячих пирогов возвестил Иеремии Позье, что уже шестой час, у пекаря по соседству поднимаются в печи сдобы, и тот растворил окно, выпуская ароматный запах на улицу.

«Значит, и мне пора, — сказал себе ювелир, стягивая с лысоватой головы тафтяной колпак и шаря по полу ногами в поисках домашних туфель. — Кто рано встаёт, тому Бог даёт». Швейцарец так давно жил в России, что привык повторять местные поговорки, как французы, вернувшиеся из Стамбула, через слово вставляют: «Иншалла!»

Двадцать восьмое июня обещало стать для Позье хлопотным днём. К обеду он должен был поспеть на праздник в Петергоф и ещё до вечернего бала раздать драгоценности всем знатным дамам, которые накануне привезли их ему для чистки и мелкого ремонта.

Бриллианты, как дорогие женщины, нуждаются в постоянном уходе. Опытный глаз Иеремии мог с одного взгляда определить истинный достаток семьи только по украшениям в ушах хозяйки. Грязный крючок в замочке или едва заметная царапина на подвеске говорили ему о тщательно скрываемом разорении имений. Легкомысленные парижские поделки с подкладной жатой фольгой — о том, что перед ним нувориши, лишь недавно вошедшие в милость. Отсутствие старинных, ещё бабушкиных очелий среди парада пышных, намедни купленных парюр — о ложных уверениях в знатности рода...

Мадам Позье сама накрыла мужу завтрак: его любимый мармелад, цейлонский чай, хрустящие вафли и тонкие ломтики сыра (к несчастью, местного!). Сама подала одеваться и смахнула щёткой с плеч чёрного камзола комочки пудры от парика. К семи прибыл извозчик, и, сгибаясь под тяжестью палисандрового ларца с драгоценностями, ювелир спустился вниз.

Город уже просыпался. По улицам спешили прохожие, жители Охты волокли телеги с бидонами питьевой воды. Пироженщики и зеленщицы выкрикивали свой товар, сновали разносчики мелкой снеди. Слуги вытряхивали у порогов ковры, и повара окликали через открытые двери кухонь то одного, то другого торговца.

Господских карет ещё не было. Да и рано, восьмой час. Бог даст, к десяти проснутся. Тогда на улице не протолкнёшься. Надо поспеть до столпотворения.

— Погоняй, братец! — кинул Позье кучеру, но тот и сам был тёртый калач — норовил поскорее вывернуть из города на широкую Петергофскую дорогу — самую старую из «резидентских».

Сказать по чести, швейцарец очень опасался за сохранность своего сундучка. В нём было тысячи на две богатства, и, если б сейчас какой-нибудь ранний на подъём разбойник вздумал напасть на экипаж, он обеспечил бы себе безбедное существование до конца дней.

Посему Иеремия обрадовался, увидев скачущего во весь опор голштинского офицера. Приглядевшись, он узнал своего знакомого Давида Рейнгольда Сиверса, уроженца Дрездена и флигель-адъютанта государя. «Вот кто проводит меня до Петергофа», — решил ювелир. Однако облик вспотевшего, растрёпанного юноши в сбившемся кивере и расстёгнутом на груди мундире вызвал у него беспокойство.

— Поворачивайте! Поворачивайте! — кричал голштинец. — Въезд в Петергоф закрыт! Кругом караулы!

Позье остановил извозчика и опустил стекло.

— Давид, мой мальчик, что случилось? — спросил он по-немецки.

— Герр Позье? Это вы? — подскакавший офицер с трудом перевёл дыхание. — Удача, что я вас встретил. Императрица сбежала! Её ищут на всех дорогах! Разве вы не встретили по пути никакого экипажа?

Ювелир стянул с носа очки и протёр их платком.

— Никак нет, Давид. Тракт пуст, как кишки матроса. Возможно, она поехала другой дорогой.

— Возвращайтесь в город. Здесь небезопасно. — Адъютант развернул танцевавшую у кареты лошадь и, махнув Позье на прощание рукой, помчался обратно к резиденции.

— Поворачивай-ка, братец, домой, — окликнул седок кучера. — А то греха не оберёмся.

— Истинная правда, барин, — подтвердил мужик. — Мало ли как оно повернётся.

Больше они не сказали друг другу ни слова, обменявшись понимающими взглядами, и извозчик принялся нахлёстывать лошадей: «Ну пошли, пошли, сучьи дочери! Выноси нелёгкая!» Оба не жаждали встречи с гвардейскими разъездами, опасаясь задержания и долгого бестолкового дознания: кто такие? откуда? — во время которого у мужика, как пить дать, сведут на сторону кляч-кормилиц, а у ювелира конфискуют вещи и поценнее...

К счастью, хитроватый кучер знал, как просёлками подкатить к самому городу. Он изрядно растряс швейцарцу жиры, зато обошёл все шлагбаумы и выскочил чуть не у самого Аничкого моста, ловко ввалившись в столицу с другой, не подозрительной для стражи стороны.

За пару часов, прошедших с отъезда Позье, Петербург преобразился. Он не только проснулся, но и встал на дыбы. По ещё недавно пустым улицам галопом носились конногвардейцы (чего они, конечно, не позволили бы себе в другое время), распоясанные, без киверов и едва ли не в расстёгнутых рубашках. Солдаты потрясали обнажёнными саблями и хрипло орали: «Да здравствует Её Величество Екатерина Алексеевна!!!»