Из жизни патологоанатома - читать онлайн книгу. Автор: Аркадий Абрикосов cтр.№ 54

Отношение к смерти меняется по мере взросления. В детстве ее вообще не замечаешь. Знаешь, что люди могут умирать, но пребываешь в уверенности, что с тобой и твоими близкими этого никогда не произойдет. Ты здесь, а смерть где-то там, далеко-далеко.

С какого-то момента ты начинаешь понимать, что смерть – это реальность, а не сказка. И эта реальность в конечном итоге происходит с каждым из нас. Лично ко мне такое понимание пришло в девятом классе, когда умерла бабушка, мать отца, которую я очень любил. Она ничем особо не болела, ну разве что жаловалась на то, что «ноги стали слабыми, не то что раньше». Воскресным утром замесила опару для пирожков, присела отдохнуть, закрыла глаза и больше уже не открыла. Я долго не мог свыкнуться с тем, что моей любимой бабушки нет рядом. Умерла? Что за глупое слово? Разве может умереть человек, которого ты любишь? Оказалось, что может.

В студенческие годы смерть была чем-то таким, что существует реально, но отдельно от тебя. Ты здесь – а смерть где-то там. В учебниках пишут, что летальность при таком-то заболевании составляет столько-то процентов, но это всего лишь цифры, которые ты заучиваешь перед сдачей экзамена или зачета. Студенты-медики постоянно слышат о смерти, часто видят ее, но при всем том воспринимают смерть как нечто абстрактное. Как говорил древний грек Эпикур: «Смерть не имеет к нам никакого отношения, ведь когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет». Гениальная мысль, скажу я вам. Студенты с Эпикуром полностью согласны.

«Притирание» к моргу происходит в самом начале учебы в вузе, но во время прохождения клинической ординатуры этот процесс поднимается на новый уровень. Соответственно, изменяется и отношение к смерти. Студенту важно доказать себе и окружающим, что он не боится мертвых тел. Все, наверное, слышали или читали рассказы о том, как «при первом приходе в морг я упала в обморок и потому была вынуждена уйти из медицинского института»? На самом деле не так уж все и сложно. На занятиях по нормальной анатомии студенты бывают в секционном зале не так уж и часто, да и патологическая анатомия изучается в основном под микроскопом. Опять же преподаватели с пониманием относятся к индивидуальным особенностям студентов (при условии отсутствия неприязненных отношений). Ну и что с того, что Иванова при взгляде на труп передергивает? Может он станет выдающимся рентгенологом или клиническим фармакологом? Пусть сдает экзамен по плакатам и муляжам, если уж он такой чувствительный… За всех не поручусь, но у меня было две однокурсницы, страдавшие «аллергией» на морг. Однако эта «аллергия» не помешала одной стать офтальмологом и продвинуться до профессора, а другой – диетологом (ее часто показывают по телевизору).

Студенты все изучают, везде бывают, но ничего не считают своим. А вот во время клинической ординатуры ты начинаешь всерьез понимать, что все это – твоя будущая жизнь, твоя работа. На некоторое время это понимание может ввергнуть в меланхолию. Угнетает не столько постоянное лицезрение трупов, сколько гистологические исследования. Мужчина, 30 лет, рак поджелудочной железы… Женщина, 42 года, рак шейки матки… Мужчина, 65 лет, рак желудка… Больше половины гистологических заключений подтверждают онкологический диагноз. Тебе начинает казаться, что большая часть человечества больна раком… И вообще все как-то неправильно устроено, несправедливо.

Психически здоровый человек не может долго пребывать в угнетенном состоянии – он попытается приспособиться, начнет убеждать себя в том, что не так уж все и плохо. Подсказку нам дали предки, которые писали над дверями анатомических театров: «Hic locus est ubi mors gaudet succurrere vitae» – «здесь место, где смерть с радостью помогает жизни». Как только ты сознаешь, вернее, вспоминаешь о том, что ты работаешь для живых людей (это объясняют еще не третьем курсе, но до понимания нужно дозреть), у тебя устанавливаются со смертью деловые отношения. Примерно по такой схеме – ты мне не нравишься, но вместе мы делаем полезное дело. Но, конечно же, время от времени эмоции берут свое. Например, если вскрываешь тело своего сверстника, умершего от тяжелой и продолжительной болезни. Всегда, как ее не гони, мелькнет в голове мысль: «На его месте мог бы быть я». Но следом приходит другая: «Ты на своем месте, а не на его, так что давай делай свое дело». Ничего плохого в подобных мыслях нет, они естественны. Разумному существу просто положено уметь ставить себя на место других.

Каждый рабочий день напоминает мне о том, что человек смертен. А вот у клоунов все совершенно иначе. Их работа – это смех, веселье, радость. Следует ли из этого, что все клоуны по характеру весельчаки-оптимисты? Вроде как нет. Все, наверное, знают байку о клоуне, который смеялся только на арене? Он пришел к врачу с жалобами на депрессию, а врач посоветовал ему сходить на его же выступление, чтобы развеселиться. Все люди разные, и характер человека формируется задолго до того, как он начинает работать.

Понимание важности и необходимости своей работы помогает преодолевать связанные с ней неприятные моменты. Вдобавок к этому устанавливается какой-то внутренний психологический блок, помогающий тебе относиться к работе строго по-деловому. Это совершенно разные вещи – видеть тело пациента на секционном столе и видеть гроб с телом близкого человека. На похоронах моего шурина, который погиб в ДТП, я не сразу смог заставить себя подойти к гробу. Мы с ним были не только родственниками, но и хорошими друзьями. Жена иногда в шутку говорила: «Не пойму, на ком ты женился – на мне или на моем брате?» И вот этот человек, с которым мы в прошлые выходные катались на велосипедах по набережным Москвы-реки, лежит в гробу… Сейчас его зароют в землю, и я больше никогда его не увижу… Если вам приходилось испытывать такое, то вы меня поймете. А если не приходилось, то желаю, чтобы и не пришлось никогда.

«Memento mori», – говорили в Древнем Риме полководцам-триумфаторам. Помни о смерти. Помни, что ты смертен, и не заносись чрезмерно, не считай себя равным богам.

Все мы помним о смерти, но дело не в том, чтобы помнить, а в том для чего помнить. Помнить, чтобы печалиться, глупо. Предопределенное неизбежно, и с этим ничего не поделаешь. Люди никогда не смогут жить вечно, потому что ресурсы живого организма не могут быть бесконечными. Разве что ученые разработают способ переноса человеческого сознания после смерти в облачное хранилище. Но мне представляется, что до этой сан-джуниперизации ^[29] очень далеко. Лично я дожить до нее не рассчитываю. Но не страдаю (пока еще) по поводу того, что когда-нибудь мне придется умереть.

В моем представлении конечность бытия придает бытию особую прелесть.

Помни, что когда-нибудь весь этот чудесный праздник закончится, и спеши насладиться каждым отпущенным тебе днем, насладиться в полной мере. Помни, что все может закончиться в любой момент, и потому не откладывай важные дела в долгий ящик. Просыпаясь утром, помни, что этот день может стать последним в твоей жизни, и постарайся не портить его ни себе, ни окружающим. Таково мое кредо. Насколько мне известно, большинство моих коллег-патологоанатомов (из числа тех, с кем я говорил об этом) придерживаются примерно такой же точки зрения.