— Он бы тобой гордился. Ему бы понравились все твои друзья, весь народ из города. Он и в самом деле много потерял.
— Ага, — соглашается Арни.
— А главное — он не познакомился с Арни Грейпом.
— Ага, он много потерял, ага.
Потом мы с Эми делаем уборку на нижнем этаже, а Дженис аккуратно сворачивает гирлянды и именинные указатели.
— Через год воспользуемся.
Уже задумываемся о том, что будет через год. Мне хочется сказать: «Нельзя ли ограничиться нынешним годом, сегодняшним днем?» Но это было бы не в моем характере. Скорее в характере Бекки, поэтому я говорю попросту:
— Хорошая мысль, Дженис, — и на этом умолкаю.
— Что ты сказал?
— Я сказал «Хорошая мысль». — (Дженис держит в руках стопку праздничных шляп и, похоже, ничего не понимает.) — Сохранить украшения — это хорошая мысль, Дженис. Только и всего.
— Эми?
— Да?
— Наш брат Гилберт — ты ведь его знаешь, Гилберта?
— Да, встречала.
— Он только что меня похвалил. Можешь себе представить?
— Ну, с трудом.
— ГИЛБЕРТ МЕНЯ ПОХВАЛИЛ. ТЕПЕРЬ МОЖНО УМЕРЕТЬ СПОКОЙНО. Я МОГУ УМИРАТЬ!
— Ш-ш-ш, — говорю. — В доме все спят.
Дженис идет на веранду. По дороге останавливается у своей сумочки, чтобы захватить пачку коричневых сигарет и зажигалку.
— Еще полторта есть, — сообщает Эми.
— Нет, спасибо.
— Да ладно вам. Нужно доесть, чтобы к маминому пробуждению ни крошки не осталось. — Эми протягивает мне две полные тарелки и говорит: — Кусочек поменьше — для Дженис.
Отрезает по куску для Арни и Ларри, чтобы тут же доставить по назначению.
Дженис кладет в рот маленький кусочек и делает затяжку, откусывает следующий кусочек и опять затягивается. Включила систему еды с дымком.
Ни с того ни с сего у меня возникает такое чувство, будто сейчас наступили те ленивые часы, какие бывают после ужина в честь Дня благодарения или запоздалого ланча в день наступившего Рождества. Эми спускается по лестнице и несет еще три тарелки. Я и с первым-то куском торта не справился — так, поковырял только. Эми говорит:
— Видели бы вы эти сцены. Арни заснул, свернувшись калачиком, у мамы в ногах. Ларри рухнул ничком на батут — отдыхает. Эллен клюет носом, но ее ждет библейская тусовка.
— Как трогательно, — изрекает Дженис.
Эми опускает тарелки на стол:
— Значит, вам доедать — налегайте сообща.
— В меня, — говорю, — больше не влезет.
— Гилберт, помогай.
— Ты тощий, кожа да кости, — подхватывает Дженис. — Да, Эми, давай сюда, мы с радостью прикончим тортик.
Минут за двадцать втроем подъедаем все остатки.
Откинувшись на спинку стула, Эми говорит:
— День удался. Как мне кажется. Даже ваш старший брат был в ударе. И мама тоже. И все гости. Да и с «Бургер-барном» хорошая оказалась задумка, вы согласны? Спасибо вам обоим за помощь. Она очень много значит…
Поскольку Эми пробило на сантименты, я встаю из-за стола, выкладываю на бетонную ступеньку крыльца последнюю сигарету дня и собираюсь вернуться в дом, но тут из-за угла появляется Ларри. Дженис говорит:
— Уже темнеет. Ну что, Лар, скоро поедешь?
Ларри смотрит на нее, словно хочет спросить: «Ты вообще о чем?»
Дженис отвечает:
— Считай, день закончился. Уезжаешь, да?
— Ага, скоро поеду. Ага.
Эми такая:
— Ну, в общем и целом… даже не верится… что у нас был такой день.
И это верно. После сегодняшних событий напрашиваются невероятные заголовки: «Ларри Грейп заговорил». «Арни Грейп дожил до своего восемнадцатилетия». «Бонни Грейп спит в нормальной постели». «Гилберт пощадил Дженис и Эллен — пусть живут».
Но все же кое-что могло быть и получше. Чтобы повысить качество своей убогой жизни, иду в опустевшую кухню и выбрасываю картонные тарелки с остатками торта в мешок для мусора. Я здесь один: все остальные Грейпы либо во дворе, либо наверху. Поднимаю телефонную трубку и набираю семь цифр, на ходу планируя, что скажу.
— Гилберт, — зовет Эми с веранды.
Пока не ответили, бросаю трубку на рычаг. Иду к дверям, спрашиваю:
— Что такое? — и вижу, как подъезжает велосипед.
Это Бекки.
Волосы стянуты в конский хвост. На ней бежевые шорты и босоножки. Никакого макияжа. Ничего, кроме правды.
— Привет! — говорю и выхожу за дверь в неожиданном приливе счастья.
У Дженис открылся рот. Такого произведения искусства она еще не видела. Эллен, только что спустившаяся из своей комнаты, приваливается к стене дома. Ларри таращится, не в силах сойти с места. И только Эми встает и спускается с крыльца навстречу гостье. Протягивает ей руку:
— Вы, наверное, Бекки.
— Да.
— А это — Эми, — говорю я.
Кубарем скатываюсь по ступеням к самой прекрасной девушке. На языке вертится: «Я только что тебе звонил».
Из дома выскакивает Арни. Мчится к ней, вытянув руки, и гладит ее по лицу.
Я говорю:
— Давай пройдемся.
Она отвечает:
— Погоди, Арни еще не закончил.
Он продолжает свое исследование; я оборачиваюсь посмотреть на крыльцо. Дженис жадно затягивается сигаретой; Эллен вжимается в стену и крашеными ногтями терзает рукав блузы.
— Это тоже мои сестры. Дженис.
Дженис выпускает дым и, вздернув брови, кивает.
— И Эллен — вы, кажется, знакомы.
— Да, мы встречались.
Эллен слабо шепчет:
— Привет.
— Это Ларри.
Ларри легонько машет и отбрасывает назад остатки волос, которые не прикрывают лысину.
Эми поторапливает Арни, чтобы дать нам возможность отойти.
— До встречи, — говорит нам обоим Эми и, бьюсь об заклад, подмигивает.
До темноты остается примерно час. Я веду велосипед Бекки, и мы шагаем по пустой проезжей части. За нами неотступно следуют ревнивые взгляды Грейпов.
Только когда мы оказываемся за пределами видимости, я пытаюсь начать разговор. Но у меня перехватывает дыхание.
— Я… мм… хотел… — Продолжить не получается.
— Да? — подбадривает она.
— Что с тобой такое? Ты — ангел? Да? Я угадал? Верно?
— Нет.
— Не «нет», а «да». Я же знаю. Ты для меня столько сделала… прочла все мои мысли. Ты ангел! — Я горд, что наконец-то родил хоть какое-то подобие связного толкования ее сущности, если таковое в принципе возможно.