— Я всю дорогу знала про вас с Бетти. Это меня примиряло с действительностью. А теперь я совсем одна. И ты один. Быть может, это судьба. Понимаешь, в такую тягостную пору. Как ты думаешь, Гилберт.
— О чем вы?
— Кена больше нет. Бетти уехала. А мне необходимо… и тебе… вероятно?..
Она действительно имеет в виду то, о чем я подумал?
Пытаюсь втолковать Мелани, что она заслуживает лучшей участи.
— Я не смогу заменить Кена Карвера… это просто немыслимо.
— Неправда, Гилберт. Во многих отношениях вы с ним очень схожи.
Мелани потянулась взять меня за руку, и я отпрянул от окна. Объясняю, что пока не готов к новым отношениям.
— Мне нужно время.
Мелани понимающе кивает, смеется, как будто все видела своими глазами, а потом качает головой — не иначе как вспоминает шестьдесят девятый год.
— Разумеется, тебе нужно время.
44
В Эндоре ни с того ни с сего сворачиваю к «Мечте». У входа припаркованы два замызганных грузовика, а в зале сидят трое здоровенных, промасленных работяг, не иначе как со стройки. Эллен работает без напарницы. Вразвалку подхожу к окну, где торгуют навынос, она видит меня и заметно краснеет. Улыбка исчезает, моя сестра поднимает раму и спрашивает:
— Что для вас?
Мужики в зале беседуют между собой шепотом. Я их узнал. Они вкалывали на строительстве «Бургер-барна». Каждый держит в руке двойного объема банку пива; прикладываются, как по команде. Такие мужики любят, когда на спецовке и в волосах краска, цемент и пыль… они гордятся своими наждачными ручищами. А Эллен сейчас в таком возрасте, что тянется к любому, кто способен произнести хоть одну фразу без ломки голоса.
— Сэр, что для вас? — повторяет Эллен. Как будто перед ней незнакомец. — Шоколадный рулетик не желаете? Могу предложить с орешками, с посыпкой, с банановыми чипсами…
— Я знаю, — шепчу ей, — что ты можешь предложить.
— Иди отсюда, — шепчет она в ответ.
— Еще чего. Этим громилам доверять нельзя.
— Ты их знаешь? Не думаю, Гилберт.
— Не знаю и знать не хочу.
— Что ты вообще себе позволяешь?
Те бугаи больше не перешептываются, уставились в нашу сторону. Почуяв это затылком, Эллен оборачивается и с милейшей улыбкой говорит:
— Я сейчас, ребята, одну минуточку.
Эти бормочут: «О’кей, крошка», «Не парься, крошка», «Куда спешить, крошка, у нас времени вагон».
Я поперхнулся.
Самый уродливый — видимо, это главное его достоинство — говорит:
— Что, братан, икота замучила?
— Нет, спасибо, я в порядке. — А потом шепчу Эллен: — Волнуюсь за твою безопасность.
— У меня при себе лекарство от икоты имеется для твоего клиента. Ты скажи, пусть зайдет за угол. Я ему живо здоровье поправлю.
Эллен отвечает:
— По-моему, этот мужчина икотой не страдает. — И протягивает мне пенопластовый стакан воды. — Заказывать будете, сэр?
— Эй, Донни, — говорит один мордоворот. — Не кажется ли тебе, что эти двое меж собой знакомы?
— Ага, сдается мне, так оно и есть.
— Вы, голубки, знакомы?
Эллен поворачивается к ним и с искренностью в голосе говорит:
— Нет, этого мужчину я знать не знаю.
Впервые в жизни меня убили словом. Мужики ржут и машут на прощанье, а я, как пьяный, тащусь к пикапу. Жара адская. Эндора превратилась в сауну. Если я застряну в этом городишке, то попросту расплавлюсь.
Дома Эми опять заводит свое:
— К пятнице. Пожалуйста, Гилберт. Искупай его к пятнице.
Собираюсь сказать «Хорошо», но тут звонит телефон.
— Вы позвонили в дом семьи Грейп, на проводе Эми. — Слушает. — Неужели? О да! Конечно! — Можно подумать, какой-то телефонный джекпот сорвала.
Вешает трубку, и я засыпаю сестру вопросами:
— Что такое? По какому это поводу? Что происходит?
— Вечерний выпуск новостей будет вести Лэнс.
— Не может быть.
— Может, Гилберт, может.
Сели ужинать — и нам позвонили шесть раз, не считая того первого звонка миссис Додж насчет ее сыночка. Мне кусок в горло не лезет. Сижу без движения, массирую живот — желудок разболелся.
Подавая к столу фруктовый салат, Эми сообщает:
— Звонила Филлис Стейплс. Сказала, что церковь Христа взяла напрокат телевизор с большим экраном, специально для просмотра новостей. Я такие экраны видела только в телевикторинах. Это будет прямо как в кино.
— Лэнс со своей матерью приходили в храм каждое воскресенье, — говорит Эллен. — Оба невероятно набожны. Они прониклись Господом, и Господь проникся к ним.
— Арни, тебе интересно будет посмотреть передачу на большом телеэкране? — спрашивает Эми.
Весь покрытый коростой грязи, он отрывается от тарелки. И заводит:
— Во дает, Эми. Во дает.
Эми кивает, как будто это можно считать ответом.
Мама принимает пищу на своем месте в гостиной и оттуда присоединяется к разговору:
— До сих пор Лэнс вел только интервью с места событий, специальные репортажи, да еще тот весьма увлекательный сюжет о ярмарке ремесел. А теперь будет ведущим. Да это как наш местный «Оскар».
Эми с Эллен переглядываются. Арни обеими руками чешет голову.
Немного погодя мы доедаем ужин, и Эми вновь повторяет:
— Не каждый день выпадает возможность посмотреть передачу на большом экране. Никто не хочет ко мне присоединиться?
Похоже, только Арни всерьез рассматривает это предложение. Мама уж точно никуда не двинется. А я, не приемля домов Господних и Лэнса, планирую остаться у себя в комнате. Повернувшись к Эллен, спрашиваю:
— Эллен, дорогуша, какие у тебя планы?
Она вздыхает и вдруг выдает:
— Жить! Сейчас все так запутанно, так неопределенно. Меня пригласили в гости к Синди, к Хойсам, на службы в пяти разных церквях, в морг Бобби Макбёрни, а тут еще и вы завлекаете большим телевизором. Сколько я еще смогу это терпеть? Почему жизнь так запутана? Меня это до того угнетает, что даже еда в горло не лезет.
— У меня тоже.
— Заткнись ты, Гилберт.
— Нет, правда, у меня тоже аппетит пропал.
— Что еще за… погоди… в чем дело, Гилберт? Хочешь сказать, это ты из-за меня не ешь?
— Да, типа того.
— Знаешь, я много всякой чуши на своем веку слыхала, но ты — господи боже, — ты несешь такую околесицу. Не я виновата, что ты возненавидел свою жизнь. Не я виновата, что в твоей жизни ничего не происходит, понял?