– Что? – оторопел Суржиков.
– Я вспомнила, на кого вы стали похожи с этой прической. Фильм такой был – «Зимняя вишня». Мама моя его любит. Там актер играл латышский. Калныньш его фамилия. Вы на него стали походить с этой прической.
– Вы заметили, что я подстригся? – усмехнулся Суржиков.
– Еще как заметила. Вам очень идет.
– Спасибо. А то я себя дураком малолетним чувствую с таким затылком.
– А, что вы понимаете! – ответила Женя, усаживаясь в машину.
Суржиков помог ей устроиться, потом закрыл дверь, обошел машину и сел на водительское место.
– Честное слово, я впервые куда-то еду с бывшей студенткой.
– Не переживайте. В сто лет тоже можно быть бывшей студенткой. И это тоже не попадает ни под какую статью Уголовного кодекса.
Суржиков рассмеялся. Женя посмотрела на него и сказала:
– Как же я вас терпеть не могла! Вы бы знали! А сейчас еду с вами в машине и с удовольствием предвкушаю путешествие на теплоходе.
– Эволюция отношений. Такое бывает.
Женя задумалась. «Эволюция отношений – что это? И всегда ли в этом смысле эволюция – прогресс? Вот у нас с Корольковым тоже эволюция отношений – из ровных они превратились в теплые, близкие, затем наступило охлаждение и неприятие. Если под эволюцией понимать постепенные изменения, которые приводят к качественно иным формам, то такая эволюция – это прогресс. Потому что мы с Корольковым никогда бы не смогли вместе жить. Разные совсем. А неприязнь, которая была между мной и Суржиковым, сменилась вполне теплыми отношениями – и это очевидный прогресс. Или я подменяю понятия?» – размышляла она. Присутствие Вадима Леонидовича ее будоражило. Она еще могла понять его рекомендацию, но вот на совместную прогулку она никак не рассчитывала – ей это еще вчера казалось невероятным.
– Вы меня не слушаете, Пчелинцева? – донеслось до нее.
– Я размышляю…
– О чем?
– Почему вы меня зовете Пчелинцевой? Столько лет прошло, как я окончила университет, вы все «Пчелинцева», «Пчелинцева»…
– Евгения Ильинична? – осведомился Суржиков.
– Издеваетесь? Меня даже Бояров так не зовет!
– Ну, раз сам Бояров…
И опять Жене показалось, что Суржиков был недоволен упоминанием своего друга.
– Я в том смысле, что даже в официальной обстановке ко мне лучше обращаться по имени.
– Принято, Женя!
– Вот, – удовлетворенно сказала она и, повертев головой, спросила: – А куда мы едем? Вроде бы Речной вокзал в другой стороне.
– А мы от гостиницы «Украина» поплывем. И не на большом теплоходе, а на маленьком. Ну, это как рояль в кустах – у меня «случайно» есть знакомый, а у него «случайно» есть маленькая яхточка и, опять же «случайно», имеется разрешение на хождение этой яхточки по Москва-реке.
– Здорово, я люблю такие случайности, – рассмеялась Женя, – но если у вас свои дела, вы не стесняйтесь, скажите.
– А я бы и сказал, – Суржиков повернулся к ней, – но, видите ли, я с удовольствием проведу время с вами. И еще бы я перешел на «ты». Понимаете…
Женя засмеялась:
– Понимаю, но так сложно переступить эту границу – обучающий – обучаемый! Я это еще в школе заметила. Понимаете, десятый класс – это взрослые люди, они и про отношения, и про секс, и про все остальное знают не понаслышке. А вот учителя до последнего звонка делают вид, что детей в капусте нашли. Ну, не все, конечно. А вот приходишь в школу на встречу выпускников и понимаешь, что ты в этой жизни уже узнал даже больше, чем твоя учительница черчения, но все равно не можешь о жизни с ней поговорить на одном языке.
– А как так может быть – узнать больше, чем человек, который старше…
– А возраст тут вообще ни при чем! Моя одноклассница, умная, начитанная, образованная, к двадцати пяти годам два раза была замужем, два раза развелась и родила ребенка вне брака. А учительница черчения была старой девой, которая считала, что колени у приличной женщины должны быть прикрыты.
– Такое еще встречается? – серьезно осведомился Суржиков.
– Да. Многое другое тоже встречается. И диалога между этой моей одноклассницей и той учительницей нет. Потому что учительница – это «авторитет», это «опыт», «знания». Ну, и прочее.
– Как же выгляжу я в глазах студентов? – задумчиво спросил Вадим Леонидович.
– Ты классно выглядишь! – нарочито небрежно перешла на «ты» Пчелинцева. – Красивый, модный, сильный. Умный. Умеешь держать аудиторию. Авторитет.
– Неужто?!
– Да, уважением пользуешься. Думаю, наш с тобой конфликт, – Женя с каким-то озорным удовольствием еще раз произнесла местоимение «ты», – заключался в том, что ты не хотел, чтобы я этот авторитет подрывала. А я наглела и не хотела остановиться.
– Ты много глупостей говорила тогда. – Суржикову «ты» далось немного труднее. И это было заметно.
– Неужто? – искренне удивилась Женя.
– Понимаешь, крайности, они всегда глупы. Пафоса в них много, агрессии, непродуманности. Может, суть там и есть и стоит к ней прислушаться, но позиция излагающего отпугивает. И потом, заметь, те, кто придерживается крайних точек зрения, не умеют себя вести.
– Я сейчас из машины выйду, и на своей яхте ты один отправишься, – надувшись, сказала Женя. Сказала в шутку, но Суржиков безошибочно распознал обиду.
– Женя, но я же шучу. Ты никогда не говорила глупостей.
– Ладно, не успокаивай. Расстроил… Я думала, я умная…
– Ты – очень умная, – серьезно подтвердил Суржиков.
На дебаркадере у подножия высотки толпился народ. Кто-то вернулся с экскурсии, кто-то отплывал. Суржиков припарковал машину, помог Жене выйти, и они направились к кассам. Девушка в окошке приветливо кивнула Вадиму Леонидовичу и прокричала в открытую дверь:
– Миша, подойди.
Миша – ловкий, подтянутый парень, прибыл через мгновение.
– А, здравствуйте, на экскурсию? На «Снежном»?
– «Снежном»?! – переспросила Женя.
– Да, это судно носит такое имя, – серьезно ответил ей Суржиков, дав понять, что шутки здесь неуместны.
– На «Снежном», – уже к Мише обращался Суржиков, – нам мозги проветрить. Может, в сторону Затона? Как?
– Можно, – ответил Миша и скользнул взглядом по Жене. Взгляд был понимающим, с прикрытой наглецой. Женя отвела глаза и подумала, что она не первая, с кем Вадим Леонидович отплывает с этого дебаркадера.
– В Затон можно, – ответил Миша, – когда будете готовы?
– А мы уже готовы, да, Женя? – спросил Суржиков.
– Да, тем более что я обещала маме не очень поздно вернуться. А еще папа просил тебя купить мне новые наушники. Сегодня. Мне же надо заниматься.